Неопытное привидение [Герберт Джордж Уэллс] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

довольно-таки высокомерному.

— Странно, — проговорил я, и в то время, как я говорил, мне определенно послышалось, как будто кто-то ходит внизу. — Пойдемте в мою комнату и расскажите мне об этом подробно, — продолжал я, — я, конечно, не могу понять этого.

И тут я попробовал взять его за руку. Хотя, конечно, с таким же успехом вы могли бы попытаться схватить клуб дыма! Кажется, я тогда забыл свой номер; во всяком случае, помню, что я заходил в несколько спален, — к счастью, я был единственной живой душой в этом флигеле, — пока я не нашел своего логовища.

— Вот мы и дома, — сказал я и сел в кресло, — садитесь и расскажите мне все. Мне кажется, старина, что вы поставили себя в довольно неловкое положение.

Ну, и он сказал, что не сядет, что он предпочитает порхать туда и сюда по комнате, если это все равно для меня. Он так и сделал, и скоро мы погрузились в длинный и серьезный разговор. Тут, знаете, часть этого виски с содовой уже испарилась, и я начал понемногу понимать, в какую странную и очаровательную историю я попал. Он стоял предо мной, полупрозрачный, настоящий, по всем правилам, фантом. Он был беззвучен, за исключением его призрачного голоса, он мелькал взад и вперед в этой милой, чистенькой, с ситцевыми занавесями старинной спальне. Можно было видеть сквозь него отблеск медных подсвечников и огни на каминной решетке из желтой меди, углы вставленных в рамы гравюр на стене; и вот здесь-то он мне поведал историю всей своей злополучной маленькой жизни, которую недавно закончил на земле. Нельзя сказать, чтобы у него было особо искреннее лицо, но, конечно, будучи прозрачным, он не мог говорить ничего иного, кроме правды.

— Как? — сказал Уиш, внезапно выпрямляясь в кресле.

— Что? — спросил Клейтон.

— Будучи прозрачным, он не мог говорить ничего иного, кроме правды, я этого не понимаю, — сказал Уиш.

— И я этого не понимаю, — повторил Клейтон с неподражаемой уверенностью. — Но, уверяю вас, это тем не менее так. Я не могу допустить, чтобы он уклонился от святой правды вот хоть настолько. Он рассказал мне, как он был убит: спустился в подвал со свечкой, чтобы осмотреть газовые трубы, — откуда-то шел газ, — и он сказал, что был старшим мастером в одной лондонской частной школе, когда случилось это освобождение от плоти.

— Бедняга! — произнес я.

— Так и я подумал, и чем больше он говорил, тем больше я его жалел. Он был бесцелен в жизни и бесцелен вне ее. Он говорил об отце, о матери, о школьном учителе и обо всех, кто был хотя бы чем-нибудь для него в мире, отзывался дурно. Он был слишком обидчивым, слишком нервным, он говорил, что никто из них не оценил его как следует и никто не понимал его. По-моему, у него никогда в мире не было настоящего друга, у него никогда не было и успеха. Его избегали в играх и проваливали на экзаменах.

— Это бывает с некоторыми людьми, — продолжал он. — Всякий раз как я входил в экзаменационную комнату, мне казалось, что все идет кругом.

Между прочим, был он помолвлен и, конечно, я думаю с такой же, как он, чрезмерно обидчивой особой; только неосторожное обращение с газом кончило это дело.

— А где вы теперь? — спросил я. — Не в…?

Но этого он себе вполне еще не уяснил. Судя по впечатлению, которое он произвел на меня, это было что-то вроде смутно-переходного состояния, специально предназначенного для душ, для которых по-настоящему ничто не существует, — ни одно из таких вполне определенных явлений, как грех или добродетель. Я не понял. Он был слишком самоуверен и ненаблюдателен, чтобы дать мне ясное представление о характере места или страны по Ту Сторону Вещей. Но кто бы он ни был, попал он, кажется, все-таки в среду родственных ему призраков — в среду молодых лондонских ротозеев с христианскими именами, и между ними, конечно, было много разговоров о том, что надо бы «пойти явиться кому-нибудь», и о других подобных вещах. Да, «явиться»! Это казалось им невероятным приключением, и большая часть их все время трусила и уклонялась от этого. Так вот он, понимаете, и «явился».

— Но все-таки! — бросил Уиш в сторону огня.

— По крайней мере, такое впечатление он произвел на меня, — скромно ответил Клейтон. — Возможно, конечно, что я был в состоянии, не очень благоприятствующем критической работе мысли, однако именно так в основном сложилось впечатление после его рассказа. Он продолжал порхать взад и вперед и своим тоненьким голоском болтать, болтать о своем несчастном «я», но ни одного ясного слова, точного с самого начала и до конца. Если бы он был реален и жизнен, тогда он не был бы так тощ, простоват и туп. Только тогда, знаете, он не был бы и здесь, в моей комнате, если бы он был живой. Я бы его выпроводил.

— Да, — сказал Ивенс, — бывают такие жалкие смертные, вроде него.

— И для них как раз столько же случаев стать привидениями, сколько и для всех нас, — добавил я.

— Некоторую остроту ему придавало то, что он уже как будто почти понял свою сущность. Переделка, в которую он попал, пожелав «явиться»,