Дерево ангелов [Пенни Самнер] (fb2) читать постранично, страница - 2

Рассказ о джентльмене, одержимом безумием, и о том, как он излечился от оного (1840)

Глава первая

Россия, 1910

В кухне пахло розмарином и лаймом.

Под столом сидела Нина. Ей было одиннадцать лет, и ее пробирала дрожь от картинок на картах Таро — женщина с бешеным псом, человек, болтающийся на виселице. Нина была в новых туфлях, и у себя под ногами она видела шпильку и вишневую косточку, которые завалились в щель между кедровыми досками пола. Еще она видела новые кожаные туфли своей сестры Кати и выходные башмаки экономки Дарьи Федоровны — не новые, а очень даже старые и вонявшие углем и воском.

Все утро в кухне стояла суматоха — готовился прием по случаю Катиной помолвки. Свадьбу назначили на следующую весну. Все в доме были на ногах с самого рассвета, но сейчас наступило временное затишье, и Катя уговорила Дарью погадать на картах. Они шептались и смеялись, когда сверху раздался Катин голос:

— А как же Нина? Я, значит, выйду замуж, нарожаю детей и отправлюсь в далекое путешествие, увижу заморские страны — а Нина?..

— Ей тоже суждена дорога, но не такая дальняя, как тебе. Я вижу, что у твоей сестры будет долгая жизнь, не один муж, — тут экономка сплюнула в камин, — и не один дом. — Слюна зашипела в огне, словно живая.

Под шкафом возле стола Нина видела поднос — там кухарка прятала ножи на случай, если ночью в дом вломятся грабители или евреи. Если бы только она могла достать поднос, думала Нина, она бы схватила самый большой нож — с красной рукояткой и широким, как у меча, лезвием — и вонзила бы его Дарье Федоровне в сердце! Не потому, что это Катя, а не сама Нина, должна была отправиться в далекое путешествие, и не потому, что карты говорили о мужьях — в одиннадцать лет не все ли равно, сколько у тебя будет мужей, — а из-за предсказания о доме. Нина всю жизнь провела в своем родовом имении и знала, что ни за что на свете не станет жить ни в каком другом месте.

— А дети? — не унималась Катя. — Сколько детей будет у Нины?

Но тут Нина вылезла из-под стола.

— Не верю я насчет дома! — свирепо заявила она. — И все расскажу маме!

Хотя в ту пору гадания и спиритические сеансы были необычайно популярны в светском обществе Москвы и Петербурга — и даже, поговаривали, при царском дворе, — мама не одобряла этих затей. Но в этот момент вошла прислуга и начала выносить стулья на лужайку.

Была такая приговорка для игры в ладушки: «Невеста в карете, невеста на крылечке, невеста в храме с венцом в волосах». Глядя на праздничный торт, стоящий на буфете, Нина невольно мурлыкала себе под нос эти слова. Чтобы испечь торт, понадобилось целых два дня, а яиц в него пошло больше дюжины; белки и желтки взбивали отдельно, белки — до тех пор, пока они не превратились в хлопья сахарного снега. Затем — изюм, сливы, цукаты, вымоченные в коньяке. Но теперь, когда торт был готов, сильнее всего пахло марципаном, ведь из теста состояла только самая сердцевина торта, покрытая дюймовым слоем марципана и затейливо украшенная миндалем и обсахаренными вишнями. Последний штрих — розовая лента вокруг основания, заказанная по весеннему каталогу «Мейплз» и присланная из Лондона. В той же посылке доставили крашеный шифон для мамы, Катины платья и отрезы синего и белого хлопка для Нининой матроски. Нине тоже хотелось шифоновое платье, но мама сказала, что нужно потерпеть, пока ей исполнится семнадцать. Оставалось еще шесть лет.

Там, где лента на торте была завязана бантом, краснели две сахарные вишенки, точно два глаза, а рядом виднелась еще пара глаз — миндальных. Вишенки были глазами Катиного жениха, Дмитрия Борисовича (у которого в действительности был нос вишневого цвета), а миндаль — глазами Кати. Первые глядели прямо в комнату, а вторые — в сторону, сквозь стену столовой и дальше, через сад, за край долины. Такой взгляд появился у Кати с того утра, когда папа объявил домочадцам о предстоящей помолвке старшей дочери. Дарья с кухаркой тут же стали отмерять засахаренные фрукты, замочили изюм. Аромат горячего коньяка усыпил Нину; проснулась она под звяканье металлических гирь на весах и тихий голос Дарьи:

— Так что не думай, Екатерина, будто таким способом ты сможешь уберечься от интересного положения, как это делают крестьянки. — Экономка злорадно рассмеялась. — Потому-то в церкви отец Сергий и не пускает их поближе к алтарю. Теперь ты знаешь. Свиньи! Вечно норовят изваляться в собственном дерьме.

Катя очень медленно встала — и влепила экономке пощечину. После этого у нее и появился этот взгляд — поверх людей и даже, как порой думала Нина, поверх всей России.

_____

На веранде яркие цветы в горшках начали никнуть от жары, и жена старшего садовника поливала их; там, где она проходила, трава сверкала алмазной росой. Слева от Нины луг перед усадьбой спускался мимо огородов и оранжереи, за которой начинался сад, где росли яблони, груши, вишни. С одного края, позади дома, к саду