Современный чехословацкий детектив [Войтек Стеклач] (fb2) читать постранично, страница - 201

никто не поднимал. Я выудил из памяти еще один номер, четырехзначный, легко запоминающийся, по которому мне надо было позвонить еще полчаса назад.

Сунул палец в телефонный диск и снова заколебался. Об этом мне придется сожалеть всю оставшуюся жизнь.

Я повесил трубку и вышел.

В полосе света, которую фары моей машины бросали на панельную дорогу, бежала маленькая фигурка с отливающей серебром головой. От невыразимого облегчения даже слезы навернулись на глаза. Меня как на крыльях понесло навстречу этой фигурке. Я схватил мальчика на руки, как маленького. Прижался своим лицом к его лицу. Оно было влажным, я почувствовал запах детского пота.

— Пустите меня! — упирался Лукаш. — Чего вы дурите?

Я поставил его на землю, но не отпустил.

— Лукаш, где ты был? Что это тебе вздумалось? Почему не дождался меня? Ведешь себя как маленький… — пытался я за суровым тоном скрыть свою растроганность.

— Это вы себя ведете как маленький, — отрезал он и протянул мне грязный измятый конверт. Я взял его. Вот оно. Так это оказалось просто, что всех нас, должно быть, поразила слепота. Меня, Йозефа и нашего умного и хитрого доктора Иреша.

— Я взял его у Ольды, — сказал Лукаш. — Он меня застукал и побил. — Заглянув ему в лицо, я увидел, что он плачет. Я снова схватил его и прижал к себе.

— Лукаш, что с тобой? Он сделал тебе больно? Где у тебя болит?

На этот раз мальчик не упирался. Прижавшись ко мне, безутешно разрыдался.

— Бабушка умерла. Почему вы мне об этом не сказали? Вы ведь знали. — Лукаш причитал жалобно, как брошенное дитя, каковым он, собственно, и был.

— Потому что я трус, Лукаш, — с горечью признался я. — Не хватило смелости сказать тебе об этом. — Я почувствовал, как напряглось его худенькое тельце, как он превозмогает плач, пытаясь выглядеть мужчиной.

— Вы не трус, — сквозь стиснутые зубы процедил он. — Это Ольда — баба. Бил меня, а сам боялся. От него ничего не стоило убежать. — Лукаш поднял ко мне бледное личико, на котором в ярком свете фар отчетливо проступали веснушки.

Я опустил мальчика и погасил фары. Голос Лукаша из темноты прозвучал, словно писк сонной птички.

— Ходил по разным делам. — Она сделала негодующий жест, но я продолжал: — Ездил посмотреть на строительство кооператива. На эту вашу дешевую, почти готовую квартиру.

Она склонила голову и закусила губу. Потом исподлобья виновато взглянула на меня.

— Молчите? — сказал я. — Правильно делаете. Вы нагородили уже слишком много лжи.

Глубоко вздохнув, она покачала головой.

— Нет. Просто я не всегда говорила вам правду до конца, но…

— Вы лгали во всем с самого начала. Время от времени в ваших словах проскальзывала капелька правды, ровно столько, чтобы я верил, что и вы, так же как я, движетесь на ощупь. Пускали в ход любое средство, чтобы ослепить меня, но забыли об одном…

— Я вас не понимаю, — вырвалось у нее.

Я вытащил из кармана письмо, которое Лукаш украл для меня у Ольды, и показал ей. В нерешительности она вынула бумагу из конверта и принялась читать то, что недавно прочел я.

Милый брат!

Мне жаль, что ты снова высказываешь недоверие. Можешь вернуться когда угодно, и я заплачу тебе свой долг тем способом, о котором мы договорились во время твоего последнего приезда на родину, то есть выплачу половину нынешней продажной цены виллы. Я не скрываю, что не считаю разумным продавать недвижимость, цена которой с каждым годом растет, поэтому рад, что ты не торопишься с возвращением. К этому моменту дети, вероятно, решат свои проблемы с жильем, а мы вернемся к тому, о чем договорились, когда перед своим отъездом ты мне доверил земельный участок и золото. Тогда это выглядело как бескорыстный жест — ты уезжал с пустым карманом. Но я-то был владельцем участка только на бумаге, а за золото я и моя семья во время войны могли поплатиться жизнью. И ты не должен быть на меня в обиде, что когда в конце концов я начал строиться, то не подумал о квартире для искателя приключений, который бог знает где ведет веселую жизнь, в то время когда я до изнеможения работаю и надрываюсь. К тому же я тогда считал, что сумею когда-нибудь выплатить тебе весь долг целиком без затруднений. И не моя вина, что сегодня это невозможно.

Надеюсь, этого письма будет достаточно как расписки. Как ты хотел, дети тоже поставили свои подписи.

Прага 14. 10. 1965

Антонин Эзехиаш

Олдржих Эзехиаш

Гана Эзехиашова

Она дочитала письмо, но головы не поднимала, рука ее опустилась.

— Какое жестокое разочарование вы пережили, когда отец позвал вас подписать это. Вилла была последним, что оставалось у вашей семьи. Вы росли в условиях, которые удавалось сохранить, пока был жив ваш отец. Через несколько месяцев после визита брата — в шестьдесят пятом году, — отправив ему это письмо, ваш отец умер. А вы вышли замуж за Томаша.

— Да. — Она подняла на меня темные, как лужицы жидкого асфальта, глаза. — Я тогда была глупой восемнадцатилетней