Синтез целого [Наталья Александровна Фатеева] (fb2) читать постранично, страница - 160

name=t182>

**

Впервые опубликовано в журнале: Русский язык в школе. 2006. № 4. С. 55–61.

(обратно)

154

Стихотворение цитируется по изданию [Цветаева 1994, 3: 132–136].

Все выделения с помощью подчеркивания мои. — Н.Ф. /В файле — полужирный — прим. верст./.

(обратно)

155

В связи с Державиным снова оказывается актуальной тема «руки», так как Цветаева в статье «Поэт-альпинист» (1934) писала, что на поэзии Мандельштама лежит след «Десницы Державина»: «Но кому из нас, или вас, стихотворцы последующего поколения, пришло в голову или „в руку“ — писать „как Державин“? На ком из нас, или вас — след его десницы? Можно назвать, называли уже, и я первая когда-то назвала („Что вам, молодой Державин, — Мой невоспитанный стих?“) Осипа Мандельштама, но, во-первых — Мандельштам еще, по времени своему, в ненарушенной классической традиции, между ним и Державиным нет разрыва и разлива российской и словесной революции, во-вторых, у Мандельштама Державин именно — традиция, словесная и даже словарная» [Цветаева 1994, 5: 440].

(обратно)

156

В настоящее время вышли три тома этого словаря. См. [Словарь языка русской поэзии 2001, 2003, 2008].

(обратно)

**

Опубликовано в журнале Russian Literature LX (2006) III–IV. P. 309–324.

(обратно)

158

Все выделения мои. — Н.Ф.

(обратно)

159

В этой связи не случайно название задуманного обэриутами вместе с формалистами сборника «Ванна Архимеда» (1929), который по проекту должен был включать не только произведения словесного творчества, но и материалы по графике и живописи. В самом же стихотворении Д. Хармса «Ванна Архимеда» мудреца Архимеда, сидящего в ванне, несомненно можно соотнести с человеком из литературного мира, наделенным речью от «Я» («я туда в искусстве оном / погружаясь иногда»).

(обратно)

160

Заметим, что в программе одного из вечеров, организованных Хармсом, «вечеров в трех покусах» (он должен был состояться 12 Деркаребаря 1928 года в Институте истории искусств), номер А. Введенского назывался «самонаблюдение над стеной» (см. [Мейлах 1993: 26]).

Отрывок же под названием «Самонаблюдение над стеной» имеет следующий текст: «на разобранной руке / любо с ним дружила / в хлебных покрывалах плен» [Введенский 1993, 2: 95].

В неоконченных же фрагментах Введенского «ванна» связана прежде всего со смертью и «четвертой стеной»: ср. «Я нюхал эфир в ванной комнате. Вдруг все изменилось. На том месте, где была дверь, был выход, стала четвертая стена, и на ней висела повешенная моя мать. Я вспомнил, что именно так была предсказана моя смерть…» («Время и Смерть». 1931–1932) (Введенский 1993, 2: 79].

(обратно)

161

Ср., к примеру, картину М. Шагала «Я и Деревня» (1911), где корова имеет точку опоры внутри своего спектра зрения; некоторые же дома на улице нарисованы в перевернутом виде. Корова на картине, видимо, показательна для начала XX века. Она, к примеру, также составляет сердцевину картины К. Малевича «Корова и скрипка» (1913), на обратной стороне которой сам автор приписал: «Алогичное сопоставление двух форм — „корова и скрипка“ — как момент борьбы с логизмом, естественностью, мещанским смыслом и предрассудками. К Малевич». И действительно, скрипка в кубической аранжировке отсылает к излюбленным сюжетам Брака и Пикассо, а корова, изображенная в стиле примитивизма, обнаруживает истоки своей образности в вывесках мясных лавок. Возможно, и у Хармса «корова» имеет то же происхождение.

(обратно)

162

В этом смысле интересна статья О. Бурениной о реющем теле, особенно та ее часть, которая называется «Авиморфозы: „реющее“ тело как „свободная воля предмета“. В частности, исследовательница отмечает, что „реющее“ тело способно постоянно перевоплощаться в условные образы-шифры до такой степени, что в художественном пространстве появляется чистая концепция, чистая знаковость, столь типичная, например, для супрематического искусства» [Буренина 2004: 197]. Как мы знаем, Хармсу были как раз близки многие положения К. Малевича.

(обратно)

163

Важно при этом отметить, что в неоконченном сочинении «Время и Смерть» (1931–1932) А. Введенский, описывая бег мыши, как раз предлагает отказаться от дробности шага и соответственно времени: «Забудь только слово каждый, забудь только слово шаг. Тогда каждый ее шаг покажется новым движением. Потом, так как у тебя справедливо исчезло восприятие ряда движений как чего-то целого, что ты назвал ошибочно шагом (ты путал движение и время с пространством, ты неверно накладывал их друг на друга), то движение у тебя начнет