Оценку не ставлю, но начало туповатое. ГГ пробило на чаёк и думать ГГ пока не в может. Потом запой. Идет тупой набор звуков и действий. То что у нормального человека на анализ обстановки тратится секунды или на минуты, тут полный ноль. ГГ только понял, что он обрезанный еврей. Дальше идет пустой трёп. ГГ всего боится и это основная тема. ГГ признал в себе опального и застреленного писателя, позже оправданного. В основном идёт
Господи)))
Вы когда воруете чужие книги с АТ: https://author.today/work/234524, вы хотя бы жанр указывайте правильный и прологи не удаляйте.
(Заходите к автору оригинала в профиль, раз понравилось!)
Какое же это фентези, или это эпоха возрождения в постапокалиптическом мире? -)
(Спасибо неизвестному за пиар, советую ознакомиться с автором оригинала по ссылке)
Ещё раз спасибо за бесплатный пиар! Жаль вы не всё произведение публикуете х)
Все четыре книги за пару дней "ушли". Но, строго любителям ЛитАниме (кароч, любителям фанфиков В0) ). Не подкачал, Антон Романович, с "чувством, толком, расстановкой" сделал. Осталось только проду ждать, да...
пришел.
В самом деле, кто-то прошел по двору, но кто, Маша не успела заметить: дверь на крыльце уже затворялась. Маша обрадовалась и побежала домой. Но это был только почтальон, а Женя еще не возвращался.
На перекрестке двух улиц, безнадежно пустынных и грязных, Женя и Шаня сошлись, улыбаясь еще издали друг дружке и остановились посреди луж. Шаня передала мальчику разговор с Машею.
– Нажалуется, – пробормотал Женя, нахмурившись.
– Не посмеет, – решительно сказала Шаня.
– Ну да, не посмеет. Она про себя не скажет, не беспокойся, а наболтает, что видела нас вместе. Мать опять молебен отслужит.
– Молебен? – переспросила Шаня и звонко засмеялась.
– Это мы с отцом так называем, – начал объяснять Хмаров, и приунывшее было лицо его опять заняло горделивым сознанием своего остроумия. – Она, видишь ли, начнет сцену: нервы и все такое. Будет пилить, пилить, точно все это нужно. Ну отец и говорит: начала молебен петь.
– Молебен петь, – смеясь, повторяла Шаня.
– Пожалейте, говорит, мои бедные нервы, – с внезапною злостью заговорил Женя, – а сама всем нервы надрывает. И тут еще дядюшка и тетушка.
Они пробирались по грязной улице. Женя терся новеньким мундирчиком о рогатые изгороди, слаженные из осиновых жердей, и шлепался модными сапожками в мутные лужи. Шаня выбирала сухие местечки по другой стороне улицы.
– Экая трущоба! – раздражительно сказал Женя. – Точно не может твой отец мостков набросать.
– Иди сюда, – звала его Шаня, – там сапоги загваздаешь.
– Везде одинаково мерзко, – брюзгливо отвечал Женя.
Он видел отлично, что там, куда зовет его Шаня, гораздо лучше, – но продолжал идти по своему пути с тем упрямством, которое заменяло у него характер.
На выезде из Сарыни стоял двухэтажный дом нелепой архитектуры, с разбросанными вокруг хозяйственными постройками. Прежде это была помещичья усадьба, к которой принадлежала подгородная деревня Ручейки. Во время дворянского упадка усадьба досталась Самсонову. На ту улицу, где шли Женя и Шаня, выходил фруктовый сад, огороженный тыном, а дальше парк с прудами, протоками, мостиками, беседками, цепкими кустами давно не подстригаемых акаций. Дорожки заросли травою, но пруды были расчищены, – Шаня любила кататься на лодке. Были для нее и качели, была горка, которую зимой приспособляли для Шанькиных салазок.
Шаня и Женя дошли до низенькой изгороди парка.
– До калитки далеко, – сказала Шаня, осторожно перебираясь через улицу, – перелезем: здесь невысоко.
– Полезем, – согласился Женя и повернулся к изгороди, выбирая место поудобнее.
Но едва он поставил ногу на перекладину, а другую занес поверх изгороди, как вдруг в парке послышался неистовый лай: два свирепых пса бросились на Женю. Женя вскрикнул и соскочил прямо в лужу. Брызги обдали его. Сделавши прыжка два по лужам, он остановился: ноги подкашивались. Сквозь лай еле слышал он крик Шани, унимавшей собак, и ее серебристый смех. Собаки угомонились. Женя сообразил, что опасность миновала. Он взглянул на свою забрызганную одежду: на колене зияла прореха, – должно быть, зацепился, соскакивая с изгороди. Сердито хмурясь, он полез в парк, где уже поджидала его Шаня.
– Глупая привычка – вечно скалить зубы, – сделал он выговор Шане. Шаня перестала смеяться.
– Боже мой! – воскликнула она. – Ты весь перепачкался. Новый мундир, – а его так залюхал. И разорвал.
Она бросилась было обтирать его мундирчик рукавами своей кофточки, но Женя хмуро отстранил ее и проворчал сердито:
– Ну, большая беда! Ведь я – не Гарволин, у меня не одна перемена.
– Это все я виновата, – горестно говорила Шаня, – мне бы надо было вперед пойти. Экая я дура!
– Оставь ты, пожалуйста, мужицкую манеру бранить себя! – крикнул Женя.
Шаня с удивлением посмотрела на него.
– Чего ты? ведь я не тебя!
– Гораздо естественнее других ругать, чем себя.
– Ты испугался, Женечка?
– Вовсе не испугался, – я вздрогнул от неожиданности. У меня нервы не из канатов. Твои собаки дождутся, что я их задушу руками.
– Ну да, задушишь, – а сам убежал.
– Да ведь они могли быть бешеными. Глупо драться с собаками, их на дуэль не вызовешь.
Шаня захохотала и долго потешалась, представляя, как Женя стреляется с Барбосом. Женя натянуто улыбался. Шаня повела его к яблоням, во фруктовый сад.
– Вот у вас свои яблоки, а мы должны покупать, – сказал он Шане притворно-беспечным голосом.
Но он чувствовал, что голос его вздрагивает, и это было ему досадно.
– А у вас варят варенье? – спросила Шаня.
– Ну кто же в городе варит варенье! – пренебрежительно сказал Женя. – Это в деревне еще ничего, да и то, в сущности, это мещанство.
– А вот моя мама варит.
– Ну, у вас совсем другие нравы, – объяснил Женя.
– Ну конечно, – согласилась Шаня, – мы не по-вашему живем, – мы попросту, без затей.
Женя никак не мог отделаться от подозрения, что Шанька смеется над ним.
Последние комментарии
6 часов 3 минут назад
8 часов 37 минут назад
9 часов 6 минут назад
9 часов 12 минут назад
3 часов 28 минут назад
12 часов 15 минут назад