Межизмерное путешествие, или из библиотеки в кино и обратно. Вокруг «Интерстеллар» Кристофера Нолана [Яцек Дукай] (fb2) читать постранично, страница - 6


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

в 70-х: что возможно наша современность — наш реал — для людей прошлых веков является ничем иным как научной фантастикой — да и мы ведь рассказываем себе о нем языком недоговоренностей, метафор, магии. Потому точно так же можно рассказывать о будущем, сперва лишь спроектированном в режиме «хард-НФ»; и это куда более «правдивое», полное повествование, нежели инженерные наррации-рапорты. С этим связана и фундаментальная драматургическая проблема «Интерстеллара»: использование в фабуле существ, чья сила де-факто равна божественной. Инопланетяне ли это, люди ли будущего — их сверхпотенциал вывернет наизнанку логику любого повествования. Подобный парадокс, например, ставит под сомнение смысл историй, разыгрываемых внутри сна виртуальной реальности: если все возможно, то ничего не обладает значением, ничего не имеет веса.

Кубрику лучше удалось выскользнуть из этого мебиуса — именно благодаря поэтическим аллегориям финала. Нолан же, уйдя в буквальность пояснений, провалился в спираль умножения дополнительных сущностей. Что, дескать, хотя они и являются существами всесильными и умеют добраться до любого момента в прошлом или будущем, но по некоей безапелляционной причине для передачи последовательности цифровых данных им требуется помощь примитивного человека. Но мы снова не знаем, отчего они не могут передать их напрямую, отчего должны применять тактику викторианского духа, постукивая книжками о полку. И т. д.

Кубрик также не сбегает к банальному сентиментализму. Нолан же не чужд шантажу эмоциональными методами Николаса Спаркса или Коэльо (Любовь — единственная сила, что покоряет время и пространство). Подходит это «хард-НФ» как Перис Хилтон — логарифмической линейке.

Зато Кристофер Нолан сервировал нам в «Интерстелларе» несколько чисто кинематографических новинок. Космическая суперпродукция безмерно эпатирует нас эффектными образами космоса, звезд, планет, орбитальных станций и пр. Но несмотря на то, что даже в такой конкуренции «Интерстеллар» может похвастаться уникальными картинами черной дыры и червоточины, камера не сосредотачивается на них более чем на любом другом элементе сценария или на среде, необходимой в данный момент для сцены. Некоторые космические панорамы кажутся почти целенаправленно проигнорированными, притягательные феномены подмигивают из угла кадра, оператор столько же внимания посвящает пейзажам чужой планеты, сколько и кукурузным полям в Техасе. Согласно тем же установкам, камера транслирует и внутренности цилиндрической станции-колонии в конце фильма — словно мы уже знаем тысячи таких колоний.

Все эти подробности складываются в оное впечатление нового реализма: «О’кей, это звезды, это планеты, а вот так между ними летают, ничего необычного, не на что смотреть, идем дальше».

10

Есть в «Интерстелларе» одна по-настоящему субверсивная мысль — в литературе НФ не оригинальная, но для массового зрителя представляющая небанальный вызов — мысль об отказе от инстинкта самосохранения и о пожертвовании людей не ради детей или супругов, семьи, народа, культуры, Бога — но ради хомо сапиенс как биологического вида. Ноланы подают ее в принятии одного из двух вариантов колонизационной миссии: человечество на Земле умирает и умрет, умрут и пилоты, их гены, память — выживет лишь замороженное ДНК. Из которых с нуля, на культурной tabula rasa разовьется на новой планете новое человечество. Старое человечество умрет — выживет хомо сапиенс.

Задумаемся над последствиями такой перспективы. Какая расчетливость говорит за расширение биологической информации в масштабе вида в целом? Здесь навязывается сравнение с отношениями, с какими мы сами связаны с другими видами животных и растений. Когда некий вид гибнет, мы считаем это вредом — причиняется зло. Однако это зло лишь постольку, поскольку оно имеет морально ответственного виновника, т. е. именно человека. Исчез с поверхности Земли последний додо — и мы можем чувствовать себя виновными, поскольку именно человек истребил уродливого нелетуна. Но виды животных и растений вымирают и вымирали так или иначе, в естественном ходе истории природы. Вообразим себе силу, которая «искусственно» сохраняет всякий возникающий вид — это требовало бы создания совершенно нелогичной метаэкосистемы с емкостью миллионов континентов.

Но хомо сапиенс — вид уникальный, поскольку разумный, самоосознающий. Если же differentia specifica человека относится не к сфере биологии, но к когниции, то сохранению и пропагации должна подвергаться культура: мир сознания. И такого рода взгляд доминирует нынче в литературной НФ, где человек чаще всего равен пакету информации о структуре мозга; остальное — излишние дополнения. (Как утверждает крестный отец современных нердов, Шерлок Холмс: I am a brain, Watson. The rest of me is a mere appendix).

Возвращение к биологической, животно-расистской тождественности человека часто