Вперед, в прошлое! [Песах Амнуэль] (fb2) читать постранично, страница - 3

брать у Соломона Борисовича подписку о соблюдении тайны? Пакид, одуревший от посетителей? Впрочем, даже у мудрейших людей бывают провалы в логике.

– Смотри, – продолжал Соломон Борисович, придвинув чистый лист бумаги, – фантастику ты не любишь, Уэллса, знаю, не читала, так я тебе объясню с азов.

– Читала я "Машину времени", – сухо сказала жена, – ты уж совсем меня за уборщицу считаешь, а у меня, если ты не забыл, филологическое образование.

– Прости... Ну так вот, беда всех попыток построить машину времени, была одна: и мы, и москвичи, да и американцы тоже, исходили из того, что чем больше масса машины, тем больше энергии нужно в нее вбухать, чтобы забросить в прошлое. Причинная механика Козырева о том же, и Хокинг с Новиковым... А на деле все не так. Энергия содержится в самом времени, ниоткуда ее брать не нужно. Это раз. И второе. Чем меньше масса тела, тем меньше в нем энергии времени, и тем меньше что?

Соломон Борисович замолчал и поднял глаза на Марию Степановну – ему нужно было услышать хоть какой-нибудь ответ, чтобы продолжить рассказ.

– Тем меньше нужно этой энергии потратить, – наобум ответила жена. – Тебе еще чаю налить?

– Налей, только не такой крепкий. Неправильно. Чем меньше масса тела, тем менее глубоко в прошлое его можно забросить. Я рассчитал. Человека можно отправить в прошлое не дальше, чем на микросекунду. Именно столько и получилось десять лет назад у москвичей, а они не понимали, почему никак не могут увеличить глубину погружения. Закон природы, вроде принципа дополнительности Гейзенберга. Вот, а пирамиду Хеопса, скажем, можно заслать в прошлое на... сейчас, где это я считал... на сто двадцать лет. Чувствуешь разницу? Чтобы отправиться на тысячу лет в прошлое, нужно сделать машину массой с остров Кипр. Если взять всю нашу Землю, то ее без проблем можно отправить аж на миллиард лет назад. А Вселенную – так к самому моменту Большого взрыва. Ни на секунду больше, кстати, и ни на секунду меньше. Удивительно красивый закон природы. Я назвал его принципом дополнительности массы-времени.

– А зачем в Моссад ходил? – решилась, наконец, спросить Мария Степановна. Ее этот вопрос мучил третью неделю, но спрашивать не решалась – мало ли какие секреты вывез ее благоверный из Киева, может, было среди них что-то такое...

– А, Моссад... – отмахнулся муж. – Недалекие люди. Не понимают, в чем гарантия безопасности Израиля. Я вот...

Он встал и начал ходить по комнате, держа чашку с чаем в ладонях, будто грелся. Рассказать? С одной стороны, он не имел от жены тайн. Разве что та история с Ириной, инженером из отдела твердого тела... Но это было давно, он и сам забыл. С другой стороны, вещь слишком серьезная, и лучше до поры, до времени... А с третьей стороны, кому Маша расскажет? Близнецам годовалым, которых метапелит?

Решился.

– Слушай сюда. Израиль наш – страна небольшая. Но если проложить вдоль его границ сеть с тем физическим составом, что я рассчитал, составом, который улавливает темпоральную энергию... Израиль станет машиной времени. И мы все – в ней. Масса этой машины такова, что она – то есть мы все – окажемся знаешь где? То есть – знаешь когда? В смысле – в каком времени?

– Ну! – сказала Мария Степановна, потому что муж замолчал, вытянув руку с чашкой.

– За три тысячи лет до новой эры. В Древней Иудее. Не раньше и не позже.

– Погоди, – сказала Мария Степановна, которая, хотя была филологом и нянькой, но обладала все же развитым логическим мышлением. – Куда мы там свалимся? Там уже есть... был, то есть... свой Израиль, в смысле, вся земля эта, она ведь с тех пор не изменилась, и люди жили, а мы им на голову...

– О, ты ухватила суть! Все нормально, принцип дополнительности это учитывает. Односторонние перемещения во времени вообще невозможны. Это все равно, что черпать энергию ниоткуда. Вечный двигатель. Нет, если мы отправляемся в прошлое, то та часть материи, которую мы там заместим, окажется в будущем. То есть – в нашем настоящем. Поняла? Мы там – они здесь. Равновесие времени сохраняется. А поскольку земля, как ты верно заметила, с тех пор почти не изменилась, то это все значит: мы, люди, евреи, со всеми домами, дорогами и так далее окажемся там, в прошлом, а все, кто жил на этой земле тогда, со всем своим скарбом и коровами, окажутся здесь, между морем и рекой.

– Между Асафом Кади и Мусой Джемирелем, – заключила жена. – Хорошую свинью ты им подложишь, а? Никакого кашрута.

– Ну... – уклончиво сказал Соломон Борисович, оставляя за собой последнее слово, – все это теория, знаешь ли...

Но это уже не было теорией. Впрочем, господин С.Б.Лоренсон долго еще оставался в неведении.

Соломона Борисовича взяли в шмиру. Зарплату положили самую низкую, а работать нужно было по ночам. Соломон Борисович считал, что ему крупно повезло – если бы поставили в дневную смену, разве мог бы он, приспособив тетрадку на узком столике, писать свои формулы, которые, как известно, обладают свойством тянуть одна другую – только кажется, что вывел нечто окончательное, как тут же