Вечная мерзлота [Александра Сергеевна Давыдова] (fb2) читать постранично, страница - 4

напряженным лицом. Жена перестала краситься и, когда чуть отросли корни, подстриглась под мальчика — собственные волосы у нее были мышино-серого цвета. Косички остались, но с каждым месяцем с них пропадало по колокольчику, две недели назад исчез последний — стеклянный.

Сначала Илья шутил «о потерях с пугающей периодичностью». Но она в ответ на эти шутки морщилась, отворачивалась и уходила в себя. Поэтому он перестал.

Но — странно — несмотря на эту тусклость, жена ни на секунду не возвращалась в то самое дурацкое безразличное состояние. Упавшие стулья исправно убирались, книги стояли на полках в образцовом прядке, на кухне вечером скворчало под крышкой и упоительно вкусно пахло, а на старом видеомагнитофоне не было ни одной пылинки. И главное, никто в доме не плакал. До сегодняшнего дня Илье даже казалось, что все в порядке.

— А попросить — не судьба?

— Ты бы поинтересовался, на что.

— Ну, так я сейчас спрошу — на что? — Порох исправно вспыхивал. Как и раньше.

— Не твое дело, — она резко развернулась и выбежала из комнаты. Что-то звякнуло.

* * *

— И вы стали контролировать ее расходы, так?

— Так. — Илья смотрел чуть в сторону, мимо Зимина. За окном, несмотря на мороз градусов под сорок, бродили неизменные бабки, предлагающие купить «курочку, картошечку, еще совсем горяченькую…». Это донельзя противное, скользкое «контролировал расходы жены». Когда он делал ей предложение, он ни на секунду не сомневался, что их пара никогда не будет похожа на другие… никаких истерик, ссор, непонимания, грызни из-за денег, конфликтов с родственниками… Вот дурак. Господи, каким же дураком он был. Хотя… Хотя бы с родственниками ее никогда не общался. И то хлеб. — Это было несложно, контролировать. Последние два года она не работала, больше рисовала свои картинки… Покупали их редко. Брала деньги у меня. И…

— И?

— Она стала продавать украшения, потом одежду. До смешного доходило: как-то я вернулся чуть раньше и застал дома какого-то типа, которому она продала стиральную машину. Зачем ей это, не признавалась. Потом заговорила о том, что нужно разводиться и делить квартиру. Меня это выбесило.

— Неудивительно.

— Мне показалось, что она кого-то содержит. Или ее шантажируют. Но скорее первое.

— Давайте начистоту. — Зимин вздохнул и, потерев щеки, на секунду стал удивительно похожим на усталого, потрепанного жизнью бульдога. — Вы до сих пор не сказали мне, почему так уверены в его существовании.

* * *

— Я не люблю тебя! — она не просто уронила тарелку на пол. Швырнула ее с размаху, так, что осколки и горячая лапша разлетелись по стенам. — Ненавижу!

— Почему мы не можем помириться? Попробовать начать снова? — Порох уже тлел. Но… мужчина на то и мужчина, чтобы держать себя в руках. Илья и держал, сжимая порез на предплечье — один из осколков оказался более метким, чем остальные.

— Потому! Потому что ты — не моя история!

— Да? А кто же твоя история? Есть такие?

— Не поверишь, есть! — Она непроизвольно дернула головой — в ту сторону, где на полке громоздились старые кассеты.

— В твоем прошлом? В твоем замечательном, охренительном, обалденном прошлом, среди всех этих тупых друзей, ни один из которых почему-то и открытки на день рождения тебе не присылает, есть кто-то, кто лучше меня? Есть такой человек?

— Есть. — Она как будто погасла. Отступила на шаг, опустив плечи. Почти прошептала: — Есть. И я… я не могу без него.

Дальше было совсем некрасиво. Она собирала вещи, Илья хватал ее за руки, оставляя синяки. Она рвалась уйти прямо ночью, в никуда… «в гостиницу, к подруге», он загораживал дверь и орал, не думая о соседях, что никуда не отпустит. Она сползла по стенке, села на пол в коридоре и беззвучно плакала, раскачиваясь взад-вперед. Потом уползла спать на диван, пообещав остаться.

И ушла наутро, дождавшись, когда Илья напился и уснул.

* * *

— Сначала она поселилась у подруги. В Митино. И каждый деть, черт побери, каждый… день бегала к нему. Я пытался следить за ней. Но она как будто чувствовала. Все время оглядывалась. Путала следы. И у меня не получилось.

— Илья, — Зимин высыпал в кружку с кофе три ложки сахара и стал его размешивать, противно звякая ложечкой. — Это, конечно, не мое дело и не вполне относится к сюжету, но…

— Спрашивайте, конечно.

— Не мое дело, повторюсь. Но скажите, почему вы никогда не называете ее по имени?

— Не знаю, — Илья зажмурился и прижал подушечки пальцев к векам. — Не сложилось у нас как-то… с именами. Ей страшно не нравилось, когда я звал ее Валей. Даже не то что не нравилось… Она и не отзывалась даже, говорила, что не привыкла. В детстве ее звали Тиной… а мне как-то глупо казалось. Как русалка. Или это, Канделаки. Тьфу.

— Тьфу, — дунул Зимин на горячий кофе. Закашлялся. Сделал бодрый вид, но глаз все равно предательски дергался. — И что, нашли вы, к кому ходила ваша русалка?

— Я нанял частного детектива. Как в кино. Совсем