Cheek to Cheek [Юнас Гардель] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

взглядом, делает несколько шагов назад, разворачивается и уходит. Сестры смотрят ей вслед с удивлением и завистью. Закрыв за собой стеклянную дверь в приемную, Гуннель поворачивается к Маргарите). «Отец так любил морские путешествия», «Ах, он так любил шхеры!» Господи, да у него же была всего лишь моторка! Лодчонка, на которой он выходил в море в общей сложности раз пять. За всю жизнь! Если он когда-нибудь и выходил в море, то крутился у берега на своем подвесном моторчике. В газете рядом с известием о смерти Юнсона следовало бы поместить фотографию этой тарахтелки в пять лошадиных сил!

МАРГАРИТА: Понимаю вас.

ГУННЕЛЬ: Старикашка любил себя и ничего больше! Случалось, он пытался уверить нас, что он нас любит. Тогда он всегда пускал слезу, потому что ему казалось, что это красиво.

МАРГАРИТА: Понимаю.

ГУННЕЛЬ: (Грустно) Понимаете? Они представляют его сущим ангелом, но он таким не был. Понимаете?

МАРГАРИТА: Понимаю.

ГУННЕЛЬ: Он никогда не помнил дня моего рождения, а я теперь чувствую себя последним дерьмом, в то время как это ему следовало бы себя так чувствовать.

МАРГАРИТА: Да, смерть — это всегда непросто.

ГУННЕЛЬ: И Повель Рамель тут совершенно ни при чем.

МАРГАРИТА: Я вас…


Ее прерывает Эрика, которая входит с улицы. Она кивает Гуннель и проходит в кухню для персонала.


ГУННЕЛЬ: Наверно, мне все-таки лучше вернуться к сестрам. Иначе потом я пожалею, что ушла вот так.

МАРГАРИТА: Наверно.

ГУННЕЛЬ: Вы так хорошо меня понимаете. Вы могли бы работать психологом. Еще раз спасибо за все ваши советы. (Снова возвращается в приемную. Маргарита остается за стеклянной дверью. Она смотрит на сестер сквозь стекло. В руках у нее документы, которые она заполняет).

ЛИЗА: Каким был отец?

ЭВА: Гуннель, что мы можем сказать об отце?

ЖЕНЩИНА-СВЯЩЕННИК: Знаете, я думаю, что все-таки над гробом не стоит петь песню о кокосовом орехе.

СЦЕНА 4 В КУХНЕ ДЛЯ ПЕРСОНАЛА

Эрика стоит возле раковины и плачет. Сморкается в бумажное полотенце.


МАРГАРИТА: Дорогая, что случилось?

ЭРИКА: Ничего. Я такая дура. Я одевала труп девочки. Всего полтора метра ростом, а гроб был длиной два метра. Он был ей слишком велик.

МАРГАРИТА: Да, видеть мертвого ребенка невыносимо.

ЭРИКА: (С раздражением) Ребенок или не ребенок, ей было лет тринадцать, совсем как маленькая женщина. А я все думала про Эву, вдруг с ней что-нибудь случится; не пущу ее в это путешествие автостопом, пусть даже не упрашивает, слишком уж это опасно. (Громко сморкается). Надо перестать лить слезы, а то реву, как корова.

МАРГАРИТА: (Смотрит на сестер за стеклянной дверью) Да нет, поплачь, если хочется.

ЭРИКА: (Поднимается) Все, хватит реветь.

МАРГАРИТА: Мне это совсем не мешает.

ЭРИКА: (Кричит) Что ты мне все время перечишь?! (Выходит из кухни) Прости меня, я сама не своя, нервничаю. А что это ты делаешь? Что-то пишешь?

МАРГАРИТА: Так, ничего особенного, одно письмо. (Задумчиво) Кстати, что можно написать тому, кого совсем не знаешь?

ЭРИКА: Что ты имеешь в виду?

МАРГАРИТА: Что написать о себе? Свой возраст, вес? (Пытается спрятать письмо) Нет, не подглядывай.

ЭРИКА: (выхватывает письмо, читает) «Меня зовут Маргарита, я работаю в похоронном бюро. Это, наверно, звучит немного странно, но на самом деле ничего странного в этом нет». Хм, неплохое начало. Только немного, как бы это сказать, скучновато.

МАРГАРИТА: Такова моя жизнь.


Маргарита бросает взгляд на трех сестер, словно на рыбок в аквариуме. Сестры поднялись со своих мест и пожимают руку женщине-священнику.


ЭРИКА: Вот еще, ты прекрасно справляешься со своими обязанностями, тобой все довольны…


Стеклянные двери открываются, и сестры, маленькой процессией, проходят мимо Эрики и Маргариты, учтиво откланиваются и уходят.


МАРГАРИТА: (После того, как сестры ушли) Вот она, моя жизнь. И это все, что в ней есть.

ЭРИКА: (Смотрит на часы) Боже мой, уже так много времени! Мне надо бежать со всех ног! (Торопливо приводит себя в порядок). Должно быть, Эва уже умчалась на свой гандбол, а мне нужно до семи приготовить ужин, иначе мы не успеем поесть до вечерних новостей, и Гуннар будет в ярости. Тебе не понять, как это важно. Когда… у тебя семья…


Маргарита и Эрика обходят все помещения и гасят свет. В складской комнате, где стоят образцы гробов, в комнате для персонала, в приемной. Гробы освещает холодный сине-белый свет ночной лампы.


МАРГАРИТА: Мои похороны. Хочешь, я опишу их? У гроба никого, только священник. Священник, гроб и магнитофон, играющий траурную музыку. Священник не произносит речь, потому что ему нечего обо мне сказать. Он бросает горсть земли на крышку гроба и бормочет свои молитвы, а магнитофон играет псалом о том, как прекрасна земля и как прекрасны небеса. Но все это лишь обман, об этом знает и священник, и я, лежащая в гробу. Вот так все и