Неизвестные лица. Ошибочный адрес. Недоступная тайна [Клавдий Михайлович Дербенев] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

всегда аккуратно зачесанные назад волнистые каштановые волосы растрепаны. Скрывая удивление, Ивичев, ничего не спрашивая, широким гостеприимным жестом пригласил нежданного гостя в квартиру.

Бахтиаров перешагнул порог и, на ходу сбросив пальто, повесил его на вешалку. На несколько секунд задержавшись у зеркала, он поправил волосы, галстук, а застегивая пиджак, заметил в зеркале пристально рассматривающего его Ивичева. Рослый полковник, по-домашнему одетый в сиреневую пижаму, показался ему очень высоким в небольшой и тесноватой прихожей.

Они вошли в комнату. Будто живая, шевелилась голубая прозрачная штора. На письменном столе мягко светилась лампа под оранжевым колпаком. Рядом с раскрытой книгой; в широкой пепельнице, лежала прямая трубка, из которой вился сизый дымок. Вкусно пахло табаком. Усадив Бахтиарова в кресло у стола, понизив голос, Ивичев предупредил:

— Семья дома.

Бахтиаров понимающе кивнул и подал Ивичеву злополучную записку. Полковник сел в другое кресло и стал читать.

Бахтиаров осмотрелся. У Ивичева он впервые. В комнате множество книг, они лежали повсюду, помимо двух высоких, до потолка, стеллажей. Книги в жизни Бахтиарова тоже играли немалую роль, он не мог равнодушно их видеть. Но теперь не до того…

Ему стоило больших усилий заставить себя прийти к Ивичеву именно теперь, не откладывая объяснения до утра. Глядя на задумавшегося над запиской Ивичева, Бахтиаров старался понять его мысли. Но на загорелом суровом лице полковника было обычное, ничего не говорящее выражение.

Наконец Ивичев поднял голову, спокойным движением положил записку на край письменного стола и взглянул на Бахтиарова большими черными глазами.

— Странная записка, — тихо, без всякой тревоги в голосе, глуховато сказал он. — Очень странная… Получив это послание, вы пытались увидеть ее?

— Разумеется.

— И что?

— Квартира заперта.

— Когда там были?

— Только что оттуда. Соседка сказала, что Жаворонкова молча ушла в два часа. У нее был саквояж и чемоданчик.

Ивичев сидел задумавшись, искоса посматривая на записку. Мысли его были такие же, как и у Бахтиарова: «Кто Жаворонкова? Что означает ее признание?»

— Не падайте духом, Вадим Николаевич, — наконец сказал он. — Во всем надо тщательно разобраться. Попробуем.

На Бахтиарова повеяло добрым участием. Он почувствовал себя лучше и с надеждой глянул на Ивичева.

— Правильно поступили, что сразу пришли ко мне, — продолжал Ивичев, раскуривая погасшую трубку. — Расскажите о ней. Как произошло ваше знакомство?

Бахтиаров собрался с мыслями.

— В марте прошлого года я увидел ее на концерте в филармонии, — начал он. — Разговорились… После концерта я напросился в провожатые. Согласилась неохотно. Провожая, узнал, что она недавно окончила здесь медицинский институт, работает терапевтом в центральной поликлинике. В последующие дни, по пути в управление, я иногда встречал ее на улице, когда она тоже шла на работу. Затем мы изредка бывали в кино, в театре, на катке… Познакомила она меня с женщиной, ставшей для нее второй матерью, — Ольгой Федосеевной Касимовой, ткачихой с фабрики имени Токаева. В сорок четвертом году она подобрала Аню в одной белорусской деревне. Ане в то время не было и четырнадцати лет, родных никого. Ольга Федосеевна привезла ее сюда, девочка стала учиться, окончила школу с золотой медалью, а затем медицинский институт.

Воспользовавшись паузой, Ивичев спросил:

— А сейчас где Ольга Федосеевна? Что она знает?

— Она неделю назад уехала в санаторий.

— Расскажите о характере, привычках, знакомых Жаворонковой.

Бахтиаров был в затруднении. Что он мог сказать о ней?

— Какой она вам представлялась до этой записки, — подсказал Ивичев.

Наступило недолгое молчание.

— Я всегда был убежден, что Жаворонкова врачом стала ради большой любви к людям. Реальный факт — ее большой авторитет! Такой авторитет, такое уважение, вы сами понимаете, редко достаются молодому, начинающему врачу! Она какая-то чистая, светлая, необъяснимая, — Бахтиаров, говорил, нисколько не смущаясь устремленных на него глаз Ивичева. Неожиданно он закончил: — Вы, товарищ полковник, должны понять меня правильно. Я, безусловно, увлечен ею, но говорю искренне…

Ивичев невольно улыбнулся. Бахтиарова не обидела эта улыбка.

— Жаворонкова — смелая, решительная, — продолжал он. — Друзей или близких знакомых у нее нет. В свободное от работы время много читает и медицинской и художественной литературы. Прекрасно говорит по-немецки, по-английски, может беседовать и с французом… Любит музыку, театр, кино, спорт…

— Она вам помогла так хорошо овладеть английским и немецким?

— Да, она не жалела для этого времени.

— Что вам казалось в ней странным?

Бахтиаров задумался. Бросил в пепельницу надломанную папиросу, которую безуспешно пытался закурить еще в начале разговора, вынул из пачки другую,