До Михайловского не дотягивает. Тема интересная, но язык тяжеловат.
2 Potapych
Хрюкнула свинья, из недостраны, с искусственным языком, самым большим достижением которой - самый большой трезубец из сала. А чем ты можешь похвастаться, ну кроме участия в ВОВ на стороне Гитлера, расстрела евреев в Бабьем Яру и Волыньской резни?.
Прочитал первую книгу и часть второй. Скукота, для меня ничего интересно. 90% текста - разбор интриг, написанных по детски. ГГ практически ничему не учится и непонятно, что хочет, так как вовсе не человек, а высший демон, всё что надо достаёт по "щучьему велению". Я лично вообще не понимаю, зачем высшему демону нужны люди и зачем им открывать свои тайны. Живётся ему лучше в нечеловеческом мире. С этой точки зрения весь сюжет - туповат от
подробнее ...
начала до конца, так как ГГ стремится всеми силами, что бы ему прищемили яйца и посадили в клетку. Глупостей в книге тоже выше крыши, так как писать не о чем. Например ГГ продаёт плохенький меч демонов, но который якобы лучше на порядок мечей людей, так как им можно убить демона и тут же не в первый раз покупает меч людей. Спрашивается на хрена ему нужны железки, не могущие убить демонов? Тут же рассказывается, что поисковики собирают демонический метал, так как из него можно изготовить оружие против демонов. Однако почему то самый сильный поисковый отряд вооружён простым железом, который в поединке с полудеманом не может поцарапать противника. В общем автор пишет полную чушь, лишь бы что ли бо писать, не заботясь о смысле написанного. Сплошная лапша и противоречия уже написанному.
литературой и поэзией. Романическая, оригинальная опера Цампы у меня звучала в ушах, и я делал кукольный театр, декорации и актеров из бумаги и разыгрывал эту оперу перед глазами моих маленьких сестер и нашей дворни.
Рядом с этим течением у восьмилетнего ребенка складывалось другое. Мне дали два или три тома (не помню наверно сколько) «Зрелища вселенной». Это было что-то вроде краткой энциклопедии из естественной истории с очень грубыми, старинными гравюрами. Я помню, внимание мое преимущественно останавливалось на необыкновенных грандиозных явлениях, в особенности со страстным вниманием и внутренней дрожью я зачитывался описанием извержений Везувия и вообще вулканических явлений. Точно так же привлекало меня описание раскопок Помпеи. Помню также, что мне очень нравились три томика с грубыми раскрашенными рисунками «Библиотека путешествий» (для детей) — и в особенности занимала меня трагическая судьба Джемса Кука и братьев Симона и Пьера, погибших в африканских степях.
Кто может решить, какое влияние на развитие моего ума и сердца имели эти книги? Что пробудили и что оставили они в моей душе? Рядом с ними меня занимал также и Ледрю-Роллен (чтение для юношества) и маленькое чисто детское собрание самых коротеньких биографий римских императоров и полководцев с очень плохими, маленькими рисунками. Я думаю: если бы вместо этих плохоньких биографий мне дали в руки Плутарха, то результат был бы более действительный и определенный, но и Ледрю-Роллен оставлял во мне сильные и прочные впечатления. Я увлекался подвигами Муция Сцеволы, Гракхов, Брута, Аннибала и Мария. Впрочем, во всякой книге наиболее сильное впечатление производили на меня картинки. Восьмилетний мальчик, я уже ясно сознавал разницу между художественно исполненной картинкой и плохой, лубочной литографией. Мне нравились не раскрашенные дешевые литографии, а художественно исполненные гравюры. В особенности оставила во мне сильное впечатление одна детская книжка, какой-то сборник — вроде «Детского цветника» — с шестью или семью художественно сделанными гравюрами.
Понятно после этого, какое впечатление должны были производить на меня книги с рисунками в самом тексте, с политипажами. Отец мой выписывал «Живописное обозрение» (первый том). Но получавшиеся номера давались для прочтения только двум старшим сестрам (кончившим курс в Екатерининском институте) и затем тщательно прятались. На мою долю выписывался «Детский журнал», и ему я был очень рад и читал его с истинным наслаждением. Один раз отец получил, вероятно, в виде приложения к какому-нибудь журналу, пробный лист Дон-Кихота с роскошными политипажами. Этот лист был отдан мне. Я несколько раз прочел его и любовался политипажами, я даже лег спать с ним и на другой день счел первым долгом снова заняться им, забыв о французских «разговорах», которые неизменно угрожали мне каждый день. Это была старинная книжка, изданная в начале столетия, которая начиналась фразой: «Добрый день, государь мой!» и «Добрый день, государыня!». Все подобные фразы я должен был зубрить наизусть и говорить моей матери. На этот раз урок не был выучен, и несчастный Дон-Кихот Ламанчский полетел в открытую и топившуюся печь. Я смотрел с ужасом на это аутодафе и мысленно обвинял мою мать в святотатстве.
В десять лет мне нравились баллады Жуковского и поэмы Пушкина. Некоторые строфы из «Евгения Онегина» я знал наизусть, благодаря тому, что старшая сестра нередко повторяла их. Мне нравилось все эффектное, необычайное, но внутреннее достоинство стихотворения я еще не мог оценить. Мне нравились стихи (баллады), помещаемые в «Библиотеке для чтения» — Бернета, но точно так же нравились стихи какого-то малоизвестного автора, помещенные в «Сыне отечества» (тогда это был толстый журнал, конкурировавший с «Библиотекой для чтения» и «Отечественными записками»). Помню, что в этих стихах описывалась буря:
Вихрь спирал горами тучи
И волну на волну гнал,
Лишь порою огнь летучий
Мрак змеею рассекал.
По бурному морю плывет корабль. У руля стоит человек, который грозно взглядывает на небо, и буря вдруг утихает:
Пала буря, нет волненья,
Небо блещет, как алтарь.
Кто ж корабль спас от крушенья? —
Петр, России государь!
Вот какие банальные стихотворения мне нравились!!
На двенадцатом году меня перевезли из Екатеринбурга в Казань и отдали в пансион М. Н. Львова, директора 2-й Казанской гимназии. Литературная среда приблизилась и окружила меня. В пансионе получались все русские журналы и книги, которые выписывались для гимназии. Я сам начал писать стихи, и это совершилось вполне неожиданно для меня — экспромтом. Помню, раз ночью мне по обыкновению не спалось и в уме складывалось что-то вроде песни или рапсодии, весьма жалобной. Слезы стояли на глазах, а в ушах звучало:
Последние комментарии
2 дней 5 часов назад
2 дней 5 часов назад
2 дней 5 часов назад
2 дней 5 часов назад
2 дней 8 часов назад
2 дней 8 часов назад