Путешествие вверх [Алексей Иванович Ефимов] (fb2) читать постранично, страница - 248

всё из самых простых, основополагающих принципов…

Еще никогда ему не приходилось столько думать. Ни одна машина не справилась бы с таким объемом вычислений, — но он не был машиной. Он множество раз ошибался, и был вынужден начинать всё сначала. Это заняло время, — очень много времени, но тут его ничто не ограничивало, — впереди целая вечность…

Наконец, придуманный им мир стал жить своей, относительно независимой жизнью в его сознании. Анмай в своем воображении смог путешествовать по нему. Главного он так и не смог изменить, — в его мире тоже будет бессчетное множество Вселенных с невообразимо разными физиками, и Листы между ними. Будут всесжигающие Стены Света, и будет разбегание галактик, которое приливом безвременья, рано или поздно, положит конец существованию его мира. Но это будет ещё совсем не скоро, — вся его бесконечно долгая жизнь была ничем по сравнению с этим временем. В этом мире будет и смерть, как Анмай ни старался устранить её. Правда, он мог сделать так, чтобы никто не умирал совсем, чтобы их сознания становились его подобиями… лишенными всякой возможности общаться с реальностью и обреченные вечно биться о стенки погружающегося в бездну безвременья мира. Он знал, что его проклянут за этот дар, и знал, что даже это будет всё же лучше полного небытия.

Анмай очень хотел, чтобы хоть один, а лучше — все обитатели его мира вышли наружу, к нему. Но они никогда не смогут этого сделать, если он изначально не оставит им выход, — не создаст Звезду Бесконечности.

Было адски сложно изменить начальные условия так, чтобы мертвые флуктуации породили конкретную и притом очень сложную конструкцию. Но он это сделал, хотя и дорогой ценой, — он должен был создать отражение своего сознания, — его части, — и бросить его внутрь, так, чтобы оно, вынырнув из начального хаоса, само послужило принципом формы для рождающейся Звезды. В противном случае она бы превратилась в очередное скопление мертвой материи. Но он не хотел, чтобы эта часть его разума, воплощенная в его творении, делилась и дальше, чтобы её части разлетались по его миру, желая лишь одного, — вырваться обратно, сюда, и соединиться с целым.

Он не хотел, чтобы на свет появился очередной Анмай Вэру, одержимый желаниями, которые он сам не может понять, — желаниями, разрушающими всё на его пути. Он не хотел, чтобы в разум очередного страдающего, запертого в подвале, сходящего с ума мальчишки, одержимого мечтой о лучшем мире, проникла такая частица, избрав его своим орудием… пусть даже это породит новый мир. Он не хотел, чтобы ещё кто-то повторил его жизнь. Но он пересилил себя, — хотя это оказалось едва ли не сложнее, чем придумать, — придумать в мельчайших подробностях, от первой вспышки света до морозного узора на стекле, — целое мироздание.

Постепенно Анмай понял, что всё больше думает об одной из Вселенных своего мира, — Вселенной, похожей на его собственную, предоставив остальным свободу саморазвития. И тут он тоже почти ничего не мог изменить. Он, правда, мог сделать невозможным Эвергет… но не мог дать её обитателям иной, более безвредный способ выбраться сюда, к нему. Любую из сил, над рождением которых он был властен, можно было с равным успехом обратить и на добро, и на зло, — и добро всегда оказывалось важнее.

Он не хотел повторять свой родной мир, но что он мог улучшить? Теперь-то он знал, что именно самые благие пожелания, великие труды ради всеобщего счастья могут с поразительной легкостью обернуться адским кошмаром. Но он уже мог предвидеть и предначертать, — от самого Творящего Взрыва до первого младенческого крика, — что где-то в этой Вселенной появиться раса, очень похожая на его народ, или, быть может, они будут похожи на людей, — тех людей, которых он так и не смог понять. Пусть всесильных файа и золотых айа не будет рядом с ними. Впрочем, тут в игру вступали неподвластные никому случайности, и представить, что произведет на свет их непредставимая игра, он просто не мог. Он мог лишь представить, — и постараться, чтобы это стало реальностью, — что в его мире будет множество обитаемых планет, на которых будут плыть тучи и зеленеть листва. Пусть там будут звезды, и множество мечтательных юных глаз, смотрящих на них с тоской, радостью, любопытством… и с любовью, конечно. Пусть там будут города, — огромные, кипящие жизнью, и таинственные, заброшенные. Пусть будут чудесные открытия и грозные опасности, преодоление которых делает всех мечтателей мудрее…

Анмай мог проследить любую из ветвей развития придуманного им мира, включая самые невероятные, но их было слишком много, чтобы он смог просмотреть их все. И слишком многое зависело от случайностей, неподвластных никому, даже ему, придумавшему их. В конечном счете, он не знал, что у него получится, — не мог же он заставить придуманную им Вселенную жить двумя жизнями сразу, — в реальности и в его воображении? Для этого надо было стать целой Вселенной, а такое было ему не по силам. Лишь теперь он начал понимать