До Михайловского не дотягивает. Тема интересная, но язык тяжеловат.
2 Potapych
Хрюкнула свинья, из недостраны, с искусственным языком, самым большим достижением которой - самый большой трезубец из сала. А чем ты можешь похвастаться, ну кроме участия в ВОВ на стороне Гитлера, расстрела евреев в Бабьем Яру и Волыньской резни?.
Прочитал первую книгу и часть второй. Скукота, для меня ничего интересно. 90% текста - разбор интриг, написанных по детски. ГГ практически ничему не учится и непонятно, что хочет, так как вовсе не человек, а высший демон, всё что надо достаёт по "щучьему велению". Я лично вообще не понимаю, зачем высшему демону нужны люди и зачем им открывать свои тайны. Живётся ему лучше в нечеловеческом мире. С этой точки зрения весь сюжет - туповат от
подробнее ...
начала до конца, так как ГГ стремится всеми силами, что бы ему прищемили яйца и посадили в клетку. Глупостей в книге тоже выше крыши, так как писать не о чем. Например ГГ продаёт плохенький меч демонов, но который якобы лучше на порядок мечей людей, так как им можно убить демона и тут же не в первый раз покупает меч людей. Спрашивается на хрена ему нужны железки, не могущие убить демонов? Тут же рассказывается, что поисковики собирают демонический метал, так как из него можно изготовить оружие против демонов. Однако почему то самый сильный поисковый отряд вооружён простым железом, который в поединке с полудеманом не может поцарапать противника. В общем автор пишет полную чушь, лишь бы что ли бо писать, не заботясь о смысле написанного. Сплошная лапша и противоречия уже написанному.
поручение секретарше и через десятиминутное мгновение уже держал в руках лист бумаги с отпечатанными на принтере адресом и домашним телефоном.
— А мобильный? — недовольно спросил Леня.
— Извините, Леонид Александрович, — отвечала трепещущая секретарша. — Мобильного не нашла. Может, у него нет мобильного?
— Мобильный сегодня у всех есть, — авторитетно сказал Леня, но оргвыводов решил не делать.
Это было правильно, потому что мобильного телефона у Давида Израилевича действительно не оказалось. Он долго пытался понять, с кем именно его хочет соединить секретарша, и понял только, когда Леня уже сам взял трубку и трижды по меньшей мере представился.
— Ой, Ленечка, здравствуй, дорогой, — обрадовался он наконец. — А я думаю, кто это звонит, не сразу узнал. Богатым будешь (тут Леня хмыкнул). А это кто сначала со мной разговаривал? Супруга?
— Да нет, — ответил Леня.
— Ну да. Ну да, — согласился Давид Израилевич. — Дело молодое. Как жизнь, Ленечка?
Подробно рассказывать как жизнь Ворохопкин не стал, разузнав вместо этого, что проживает Давид Израилевич в полном одиночестве и на пенсионном обеспечении, но всем совершенно доволен, да к тому же иногда бывает окружен научным молодняком.
— Общий уровень, Ленечка, падает, — пожаловался Давид Израилевич. — Не то что в прежние времена. Но попадаются и вполне толковые ребятишки. Хотя не то, Ленечка, совсем не то.
Профессорский дом на Ленинском находился в состоянии совершенного упадка — в темном подъезде стоял омерзительный кошачий запах, дверцы почтовых ящиков обреченно свисали с петель, половина лифтовых кнопок была сожжена, а поверх осколков зеркала красовалась надпись «мы не жиды, жиды не мы».
Профессор был одет в растянувшуюся на рукавах и животе коричневую вязаную кофту, полосатые пижамные штаны и пятнистые кроссовки без шнурков. Воротник синей с черным байковой ковбойки стягивал серый галстук с засаленным узлом.
— Сюда, сюда, — прикрывая ладонью рот говорил Давид Израилевич, указывая слегка дрожащей рукой в глубь квартиры, — в кабинет проходи, Ленечка, я тебя там рассмотрю. Сейчас чай организуем. У меня хороший чай есть, цейлонский.
Пока Давид Израилевич возился на кухне, Леня осматривал профессорский кабинет, в котором сколько‑то лет назад приобщался к тонкостям научного познания. Кабинет, как и подъезд, изменился до неузнаваемости — в нем появился маленький холодильник со сколотой эмалью, но исчезли коричневые кожаные кресла с резными ножками, письменный стол перекочевал к окну, а его старое место заняла укрытая пледом сиротская кроватка, явно из Икеи. Справа от входной двери, где раньше была застекленная витрина с трудами самого Давида Израилевича, ситцевая занавесочка в цветок прикрывала от посторонних глаз зимнее пальто с потершимся каракулевым воротником и еще что‑то из верхней одежды. Видно было, что кабинет полностью заключил в себе весь жизненный цикл профессора.
Воспользовавшись отсутствием хозяина, Леня на цыпочках вышел в коридор и осторожно попробовал двери в столовую и в одну из спален. Как он и предполагал, двери оказались заперты.
— А я не забыл, Ленечка, — бормотал Давид Израилевич, пристраивая на письменном столе сахарницу и супную тарелку с пряниками, — я тебе в кружку налил, как раньше. Ты всегда из нее чай пил. Помнишь? С коровкой. А я уж из чашки… мне много жидкости врачи не рекомендуют. Говорят, что на ноги плохо влияет. Садись поближе и рассказывай. Где ты, что… Очень хорошо, что позвонил. Я тебя часто вспоминал.
Уже к середине беседы, которая ни к чему не вела, но лишь приумножала тянущую тоску от общения с оставшейся на обочине прогресса дряхлостью, Леня осознал, что эта встреча с прошлым ему никакого удовлетворения не приносит и не принесет. Профессор, поддерживающий существование эпизодическим репетиторством и сдачей непонятно кому значительной части своей жилплощади, ни малейшего интереса к головокружительному Ленечкиному взлету не проявлял, а жизнь за окнами игнорировал. И вообще вел себя так, как будто только вчера еще безжалостно марал красным карандашом беспомощные Ленечкины фантазии относительно эффекта адсорбции ионов лития свежеосажденным гидроксидом алюминия.
«А почему бы и нет, — думал Леня под стариковское бормотание о какой‑то загадочной агрегации неизвестного ему хитозана, — почему бы и нет; пусть это никому на фиг и не надо, но оборудовать ему кабинетик, положить семьсот долларов оклад, девочка будет чай с печеньем подавать, обед приносить… можно привозить и отвозить на машине… пусть себе читает, пишет… компьютер поставить… вставить зубы, приодеть… квартиру эту вернуть в исходное состояние, постояльцев выгнать… иногда водить ужинать в приличные места…»
— Ты меня слушаешь, Ленечка?
— Конечно, Давид Израилевич, потрясающе интересно.
«…Он, конечно, со своей этой химией может достать до самых печенок, но это не так и плохо… в этом что‑то есть, если в
Последние комментарии
2 дней 11 часов назад
2 дней 12 часов назад
2 дней 12 часов назад
2 дней 12 часов назад
2 дней 15 часов назад
2 дней 15 часов назад