Рубин [Марк Александрович Алданов] (fb2) читать постранично, страница - 2

той или другой женщине в его околотке. Он их всех знал, и они его обожали. Когда у него заводились деньги, он давал им взаймы, но из принципа давал несколько меньше, чем они просили (зная это, они всегда запрашивали несколько больше). «Разве вы мне не верите, Макс?» — «Конечно, верю, — отвечал он, — Соединенные Штаты тоже — не знаю, впрочем, почему — верят Англии и Франции, но мы им всегда даем взаймы меньше, чем они просят: так велит вековая мудрость». Напоминал он о долге не скоро и то лишь если совсем не было денег на виски. Ему, впрочем, почти все отдавали долг честно. Он считался достопримечательностью околотка. Кто-то кому-то говорил, будто Макс в молодости был не то профессором, не то адвокатом.

Для мистера Чарльза Джонсона Макс устроил дело очень неохотно. Этот клиент с первого взгляда ему не понравился. Но как раз крайне нуждалась в деньгах Мэри, считавшаяся его любимицей. «Ах, Макс, у вас все они любимицы!» — с неудовольствием говорила хозяйка. «Нет, не все, а только очень хорошенькие», — отвечал он, польщенный.

— Ты будешь довольна, дурочка, — говорил он Мэри накануне ее встречи с Джонсоном. — Пять фунтов! Он и не пробовал торговаться. Впрочем, я все равно не уступил бы ни одного пенни. Этот субъект принял меня в таком особняке, каких немного даже в Нью-Йорке! Лакей в дурацком костюме, ковры, статуи, есть и элевэтор, — сказал Макс, ругавший англичан и за то, что у них пятиэтажные дома строятся без подъемных машин, которые вдобавок называются у них лифтами, — Он женится на дочери этого особняка. На стенах висят портреты предков, но ни о каких предках не может быть речи, Тесть этого дурака просто богатый фабрикант. Если у меня будет десять тысяч фунтов годового дохода, я повещу на стену портрет Генриха VIII И объявлю всем, что это мой прадед.

— Макс, у вас никогда не будет ни десяти тысяч, ни даже ста фунтов. Как только я получу с него деньги, я вам отдам весь свой долг, честное слово!

— Это очень приятно слышать, но, быть может, мне удастся сделать дело получше. Я ему продам для его невесты тот рубин, yes, Sir!

— Ах, как хорошо! Вы массу заработаете, Макс! Как я рада! Ведь это чудный камень и страшно дорогой. Так он согласился купить?

— Дурочка! Я ему еще о камне и не заикнулся.

— Почему же вы думаете, что он купит? — разочарованно спросила Мэри. Она знала, что старик — фантазер, и все-таки обычно ему верила. Макс Норфольк говорил много, бессвязно и часто непонятно, но всегда с необычайной уверенностью и авторитетом, Он недавно ей показывал этот драгоценный камень, который он продавал для какого-то польского графа, оказавшегося без денег в Лондоне. Ее восхищало, что польский граф верит Максу. Но этого она старику не говорила, зная, что он пришел бы в ярость.

— Надо же ему купить невесте подарок.

— А с кем он разводится?

— Вероятно, со своей первой женой или, во всяком случае, с последней, я сам был женат три раза, не считая полужен, будь вы все прокляты, — сказал Макс, впрочем, без всякой злобы. — Но едва ли она бросила его. Он просто красавчик и одевается, как мистер Иден или Семнер Уэллес. Смотри, не влюбись.

Да ведь вы сказали, что ему нужна не я, а свидетельство.

— Они часто и врут: начинается с фиктивного адюльтера, а потом они за свои деньги хотят получить настоящий адюльтер. Помни, что всех мужчин надо повесить.

— А женщин, Макс?

— Женщин надо колесовать. Помни же, что я с ним говорил только о свидетельстве. Ни о чем другом думать не смей!

— А какое вам, Макс, дело?

— Мне совершенно все равно!

— Вы только скажите, он совсем дурак?

— Кажется, совсем... Я пошутил, конечно: ему от тебя ничего, кроме свидетельства, не нужно. За этого господина можно поручиться.

II

Мистер Джонсон действительно сказал: «Надеюсь, вы меня поняли: я с ней исполню лишь простую формальность». Он все время морщился во время их разговора. Макс медленно закрыл глаза, подчеркивая, что не может и не хочет вмешиваться в чужие интимные дела. Однако он не удержался от того, чтобы не подразнить клиента: почему-то его раздражал этот молодой красивый человек, похожий на Роберта Тейлора.

— Она совсем простая, необразованная девушка, но честная, сэр, — сказал Макс тоном простодушного старика. Он был по природе комедиант и постоянно менял роли без всякой видимой причины. — Обидеть ее большой грех, и цена, могу вас уверить, не слишком высокая, сэр.

— Хорошо, хорошо, — сказал мистер Джонсон, краснея. Он очень легко краснел. — Значит, завтра у входа в десять часов вечера.

В этот день в доме фабриканта был небольшой обед, на восемь человек друзей, без смокингов, но с шампанским. Была тихая уютная скука — не та, что именно своей чрезмерностью вызывает у гостей радостное раздражение, а вполне выносимая достойная скука, при которой гости не переглядываются в злобном восторге, а скрывают зевоту, стараются поддерживать разговор, выйдя же из дому, благодушно говорят: «Нет, они все-таки очень милые люди».