Последний самурай [Марк Равина] (fb2) читать постранично, страница - 4

внизу долине. От войска Сайго осталось не более сорока человек. Около семи утра Сайго и его спутники начали спуск с вершины холма, чтобы встретиться лицом к лицу с солдатами правительственной армии и умереть. Сайго окружали самые близкие и верные союзники: Кирино Тосиаки, Мурата Синпати, Кацура Хисатакэ и Бэп-пу Синсукэ. На половине спуска Сайго был ранен в правое бедро. Пуля прошила мякоть насквозь и застряла в левой бедренной кости. Сайго упал на землю. Согласно легенде, Сайго собрал последние силы и приготовился совершить сэппуку — самурайское ритуальное самоубийство. Повернувшись к Бэппу, он сказал: «Мой дорогой Синсукэ, мне кажется, это место вполне подойдет. Пожалуйста, будь моим секундантом (кайсаку)». После этого Сайго, повернувшись лицом на восток, в сторону императорского дворца, принял спокойную созерцательную позу и вскрыл себе живот. В то же мгновение Бэппу одним быстрым точным ударом отрубил ему голову, которую передал слуге Сайго, Китидзаэмону, чтобы тот убежал и спрятал ее от приближающихся правительственных войск. Обряд ухода из жизни потерпевшего поражение героя был завершен. Сайго умер как образцовый самурай. Нисикиэ, цветные гравюры на дереве, заменявшие тогда массовые иллюстрированные журналы, распространили эту легенду в еще более приукрашенной интерпретации. На этих гравюрах Сайго, торжественный и благородный, вонзал меч в нижнюю часть своего живота.

Однако вскрытие тела Сайго поведало несколько другую историю. С простреленным бедром Сайго вряд ли мог сесть в созерцательную позу и обсуждать свою смерть с Бэппу. И хотя голова Сайго была отрублена одним точным ударом, на его животе не было никаких ран. Покалеченный и, по всей видимости, испытывавший сильнейший болевой шок, Сайго не имел возможности покончить с собой в полном соответствии с традиционным самурайским ритуалом^[2]. Но эти факты никак не повлияли на легенду о благородной кончине Сайго. С каждым пересказом самообладание Сайго становилось все более полным, его монолог, обращенный к Бэппу, все более длинным, а напряженность этой сцены все более интенсивной. Поскольку Сайго олицетворял собой все самурайские доблести, его смерть должна была полностью соответствовать самурайским традициям. Невзирая на физиологию, традиция требовала, чтобы Сайго сел на раздробленное бедро и спокойно попросил Бэппу помочь ему умереть. Сайго стал легендой, и японские СМИ решили тиражировать легенду, а не реального человека.

Смерть Сайго повлекла за собой смерть целой концепции японской политики. Сайго и его люди сражались за традицию местной независимости. Если последователи Сайго еще могли как-то смириться с присутствием солдат-нростолюдинов в Токио, то попытки центральных властей оспорить самурайские традиции в родной провинции Сацума вызывали у них бурный протест. Англоязычная газета Tokio Times, в выпуске от 1 октября 1877 года, так описала эту трансформацию, используя аналогию с американской историей:

«Идея национальной целостности была провозглашена и установлена. Широко распространившись по всей империи, она была принята как никогда ранее — не кучкой полусуверенных и соперничающих друг с другом властителей, а всей нацией. В этом отношении моральный аспект внутренней борьбы имеет близкое сходство с уроком гражданской войны в Америке. Здесь, как и там, один из основополагающих вопросов заключается в отношении государства к центральной власти, и в обоих случаях результатом было отстаивание последней из своих претензий на то, чтобы стать верховным и конечным судьей. То, что этот «неизбежный кризис» здесь, как и в Америке, был должным образом воспринят и благополучно преодолен, несомненно, представляет собой повод для поздравлений».

Газета «Хоти синбун», процитированная в том же номере Tokio Times, сосредоточила свое внимание на крахе самурайского могущества:

«С того времени, когда феодальная система сменилась современной формой правления, сидзоку, или древний воинский класс, быстро терял свою власть. Сопротивление Сайго центральному правительству представляло собой попытку сидзоку восстановить прежний военный милитаристский контроль над государственными делами… Таким образом, нынешняя победа — это не только подавление мятежа Сайго, но и общий триумф над феодальной идеей повсеместного превосходства сидзоку».

Статья заканчивалась на ликующей ноге: «И разве все население нашей страны не возрадуется всем сердцем, услышав такую радостную новость?»

Однако на самом деле многие японцы были настроены далеко не так празднично. Даже «Хоти синбун» признавала, что Сайго «оставался верным себе до самого конца… ушел из жизни, не запятнав своей чести, и закрыл глаза в мире, полностью удовлетворенный чувством выполненного долга». К большому неудовольствию правительства, Сайго начал олицетворять собой все положительные качества, связанные со званием самурая. Несмотря на мощную пропагандистскую