Страницы Миллбурнского клуба. № 3 [Игорь Маркович Ефимов] (fb2) читать постранично, страница - 136
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
к тебе
клятвою верности:
только любить,
всю тебя целовать!
…Все позабыть –
ничего бы не знать.
Над птичьей головой
Между Москвой-рекой и площадью Смоленской,
на тополе высоком у окна,
в осеннем одиночестве вселенском
висит гнездо – и ждет, пока Весна
дотронется до птичьей стаи мартом
уродливых ворон, и две из них,
вдруг посчитав, что поздно будет завтра,
великий свой союз составят в тот же миг.
Ну, а пока еще октябрь, осень,
им надо жить и зиму зимовать, –
так пожалеем их и хлеба им подбросим,
и снова календарь начнем назад листать.
И снова станем ждать, пока оцепененье
с души спадет, и мы перед собой
сумеем оправдаться за спасенье:
Паденье – гибель – отреченье!
Когда, какой еще ценой?..
Как было б хорошо зависеть от погоды...
Над птичьей головой несутся облака,
им только бы прожить каких-нибудь полгода –
и счастья паводок затопит берега!
Воспоминание о любви
Ты ночью ко мне приходила,
я целовался с тобой,
только когда это было –
и было ли это со мной?
Тот день позабытый, вчерашний,
у времени я украл,
и к краю той горькой чаши,
склонившись, губами припал,
глотая тягучий, и долгий,
и жгучий напиток судьбы,
от встречи с тобой до размолвки,
яд ненависти и любви!
Вкус радости и печали
теперь на моих губах –
как будто те слезы упали,
что плыли в твоих глазах.
Вернется?
Услышишь гудок паровоза,
и сердце забьется в груди:
зазноба твоя из колхоза, –
соседей не разбуди...
Водой ледяной из колодца
умоешься в ржавый рассвет:
неправда, – все это вернется!
Вот только Маруськи все нет...
Где тот паровоз допотопный,
застрявший в хэмптонской глуши,
c гудочком своим одножопным,
что радовал от души?
Альпинистка – моя, скалолазка – твоя
В.Высоцкому
Покоряя за кручею кручу,
Кабарду вспоминаешь, Домбай.
Здесь, конечно, намного лучше:
нету баб, тишина – просто рай!
Никакого от них покоя
на Кавказских хребтах ты не знал,
как за связку хватали рукою,
если сам ты не доставал...
Не успеешь палатку раскинуть,
костерок развести у ручья, –
с двух сторон тебя пьяные Зины
обнимают и группа вся.
Просят: «Ле-е-ешка, ну спой нам Высоцкого!»
Ты гитару срываешь с плеча
и поешь им за Нуравицкого
про любовь, что еще горяча,
как в костре твоем головешка,
что чадила всю ночь до утра.
... Что он знает, твой Гинзбург Мишка?
Вся под снегом лежит Кабарда...
Нету снега в Луизиане,
комарам только нету числа...
Ты назначь на Домбае свидание,
вынь гитару свою из чехла!
* * *
Всех, кого я любил... и убил,
с кем навеки я распрощался, –
никогда я не расставался,
с ними вместе всегда я был!
Всех забыл я их... вспомнил снова
голоса и движение губ, –
тонет в памяти, не утонет
дней ушедших колодезный сруб.
Наклонюсь – и из давней замяти
выплываешь из глубины...
Брошусь вниз! – и в забытой памяти,
наконец, мы с тобою одни.
Calculus of Love
Ты Вирджинию учишь анализу,
а Вирджиния хочет любви, –
от нее завернувшись в два талеса,
на иврите ей шепчешь: «...увы!»
Вся она шоколадного цвета,
ищет твой интеграл по ночам,
вдохновляя тебя как поэта,
его нежно берет «по частям...»
Интегральчик твой скользкий несобственный,
по Нью-Йоркам всего истрепал,
там в Краун-Хайтце все шлялся «по родственникам»
да в Куранте дверями прижал.
...А она, точно черная роза,
распустилась в Хэмптонском саду:
«Мишка, миленький, – капают слезы, –
Последние комментарии
9 часов 48 минут назад
16 часов 11 минут назад
16 часов 19 минут назад
16 часов 47 минут назад
16 часов 51 минут назад
16 часов 51 минут назад