«Где британская обходительность?» [Томас Гуд] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

стихотворений Гуд в забавном письме издателю объявляет опытом написания белого стиха в рифму, каждую строчку завершая тремя односложными рифмами, при этом строки между собой не рифмуя.

В другом его стихотворении рифмуются начальные стопы строк. «Мой подход, — пишет Гуд в ироничном письме тому же издателю[3], — будет иметь, по крайней мере, один положительный эффект — он изменит ложное представление нынешних потенциальных поэтов и поэтесс, что поэзия — это рифма… в конце… концов».

«Сонет к Воксхоллу» должен, по замыслу Гуда, передать фонетическими средствами звуковую картину пиротехнического представления в садах Воксхолла. В стихотворении «Где?», посвященном лондонскому декабрю (в оригинале, признаемся, ноябрю), Гуд использует столь запоминающуюся анафору, что много лет спустя в 1912 году Роберт Фрост вспомнит ее и опишет в письме своему корреспонденту «статистическую» картину того, что он обнаружил в Альбионе и что вызвало у него искреннее удивление. Вот несколько строк из этого письма:

Где британская холодность? (Да и нужна ли?)

Где манер недостаток?

Где москиты?

Где же мухи? (Чтобы было о чем поговорить.)

Где настоящее тепло? (Климат — как на судне посреди моря.)

Где американские новости? (Если не считать рождения детей в международных браках.)

Где же свет?[4]

На этом я остановлюсь, поскольку последний вопрос напомнил мне, что Том Гуд уже перечислил все «Где» вполне исчерпывающим образом в своем стихотворении. Попросите мисс Бёрд прочитать его Вам.

Так что Гуд пропел множество самых разных песен на самые разные лады, снискав у читателей и у своих коллег-литераторов заслуженное уважение.


Ричард Ле Гальен[5], английский поэт другого времени и другого толка, пишет об одном из изданий Гуда: «Три качества, столь редко сочетающиеся в одном человеке, сошлись в Томасе Гуде — дар поэта, остроумие и чистосердечие», а завершает свой обзор «благородными строками Лэндора»[6]:

Да, я завидовал — не скрою,
Но сей порок отвергнут мною.
Шутить пытался… — неудача.
Явить сочувствие — тем паче.
Ведь самым лучшим там и тут
Был чуткий, остроумный Гуд.
Михаил Матвеев

Сонет к Воксхоллу

Нанизан мною тоненький кусок
Прозрачной ветчины[7]. Дождит? Едва ли!
Как вдруг звонок — дин-дон! — три тыщи ног
По гравию… Врозь, парами… Видали?
Фонтанов брызги! Влажные вуали!
Хенглер! Madame![8] В кругу повес — восторг!
Мильоны искр в супругах Прингл[9] воззвали
К Высокому, etc. (см. Бёрк [10]).
Носы — ишь! — вверх! Вишь — в высоту ракета
Взмывает, распускается — смотри! —
И тают световые пузыри.
Всё! Царство Тьмы! Померкли капли света.
Шип фейерверков, гарь шутих. И мне
Пора опять вернуться к ветчине.

Где?

Где же ночь? Где же день?
Где же свет? Где же тень?
Где же утро и полдень? Закат и восход?
Где клочок синевы?
Где ступаете вы?
Где же верх? Где же низ? Где вдали поворот?
Где пути впереди?
Где же месяц блуждает, попробуй найди!
Где же шпили церквей?
Где же лица знакомых и близких людей?
Где британская обходительность?
Где родная до боли действительность?
Где же дальние страны?
Где моря-океаны?
Где пути сквозь туманы?
Где же письма? Газеты?
Где же вести из Нового Света?
Где Гайд-парк? Где бомонд?
Где тут граф? Где виконт?
Где же бодрость, здоровье, уют и тепло?
Где нам скрыться от вечных простуд и подагр?
Где же пчелы? Где птицы? — В ответ, как назло,
Даже дддддрожь не унять:
г….г….г….где….-дека-брррррррр!

Эпикурианские воспоминания сентименталиста

Я влюбился, мне кажется, ранней весной,
Я не помню отрадней картины —
Мне хотелось бараньей вкусить отбивной,
А сезон был как раз для свинины.
Или нет?.. В Рождество я увидел мисс Чейз!
Да! У Морриса, помню, гостили,
И меня тонкий профиль и тонкий филей с
Превосходной индейкой пленили.
Я сидел рядом с ней, мне завидовал зал,
О! Насколько была она чуткой,
Как смущалась, когда я ее угощал
Черепаховым супом и уткой!
И за ланчем в течение трех перемен
Сердце вдребезги было разбито.
Понял я,