Этой ночью я ее видел [Драго Янчар] (fb2) читать постранично, страница - 5

Лео Зарник, ее муж, рассказывал мне, что несколько дней назад она уехала на поезде в Сушак. Никто знать не знал, где она, а она по возвращении сказала, что ездила купаться. Подумать только? Я пожал плечами, мне это не показалось таким уж важным, с этой дамой я собирался заниматься ровно столько, сколько от меня требовалось. А это было не просто. Ее дед, заметил Илич, будто бы построил половину Риеки, тебе уже доводилось бывать в Риеке? Каким образом? ответил я, там ведь итальянцы. Верно, сказал Илич, но когда-нибудь снова будем мы. Если плыть на корабле к пристани, то эти большие дома на берегу, кафе, все это было его. Эти люди, мой Радованович, невообразимо богаты. Невообразимо. И армия хочет иметь с ними хорошие отношения, усек? Я сказал, что усек, но боюсь, что милой даме все это совершенно безразлично. Она не собирается подстраиваться, и как мне научить ее ездить верхом, когда она меня самого поучает? Кроме того, она понятия не имеет даже о том, кто такие уланы? Уланы? переспросил Илич, а что общего у улан с уроками верховой езды? Некоторое время он молчал. Ну, ей это неинтересно, продолжил он через некоторое время, ее интересуют другие вещи. Она немного, заметил Илич, не то, чтобы необычная, а как бы это выразится, с закидонами. Я слышал, добавил он, что она держала в качестве домашней живности — аллигатора. Водила его на променад. Представляешь себе?

В общем, произнес майор, посмотрев мне в глаза, теперь ты знаешь все. Вот спасибо, сказал я, только мне от этого не легче. Я прикусил язык, начав было дерзить майору, что делать не следовало. Он насупился. Что я теперь скажу своему другу Зарнику? Что мой офицер, мой лучший офицер отказывается, потому что его жена считает, что армейская кавалерия — это чушь?

Не знаю, вы можете сказать, что я для этого не гожусь и что возвращаюсь в эскадрон.

Илич посерьезнил. Послушайте, господин поручик, начал он казенным тоном, который был всегда присущ ему в делах службы. Вы, Радованович, не будете мне указывать, что и кому мне говорить. Я вас туда не для того посылал, чтобы вы с этой дамой разглагольствовали об армейской коннице, просвещали ее о польских уланах и Колубарской битве, а для того, чтобы научили ее ездить верхом. Понятно? Я ответил, что понятно. И в следующий раз на доклад явитесь только тогда, когда все закончится. Доложите, что задание выполнено, и что дама отлично ездит. Понятно? Есть, господин майор. Я ушел слегка помятый, смирившись со своей участью. С мыслью о молодой женщине, которая сама едет в Сушак и водит туда-сюда на променад по Любляне аллигатора на поводке. Более же всего я думал о майоре Иличе, от которого зависело мое продвижение по службе. Порой он был как отец родной, говорил мне: Стева, сынок. Когда же он переходил на «вы», дело принимало крутой оборот. Я подумал, что все могло бы печальнее закончиться. Я изучил его и, судя по тому, как все это было только что обставлено, гнев его можно оценить как средней тяжести, если бы был на градус выше, он бы тихим голосом скомандовал: Марш! Марш в манеж, мать твою.

Я поскакал в манеж со своим Вранцем и договорился, что он останется там до тех пор, пока не закончатся занятия. Я, насколько возможно, решил форсировать дело. Чем раньше наступит конец, тем лучше. Я напрасно ждал ее этим утром. Она тоже пожаловалась. Своему мужу. Не выходя из машины, он сказал мне, что его жене нужен учитель из гражданских. Ему не хочется обижать майора Илича, который прислал ему своего лучшего офицера, и поэтому он рассчитывает, что я буду вести себя как джентльмен, принесу извинения и честь честью доведу обучение верховой езде до конца. Завтра вы продолжите, произнес он и уехал, высунув руку в окно, его светлые волосы развевались на ветру.

Началось с того, что мы оба хотели отказаться. Однако, может быть именно поэтому продолжать стало легче. Я извинился… если она меня неправильно поняла, когда я сказал, что для начала говорю новобранцам, что…. а милая дама подумала, что я отношусь к ней как к какому-нибудь новобранцу… а на самом деле… да, ладно, ничего, ничего, произнесла она, улыбаясь, подайте мне этот скребок. Вот такая она была, Вероника. Ее настроение вдруг совсем переменилось. Я дал ей скребок. Она улыбнулась и со всей страстью принялась чистить лошадь вдоль шерсти.

В дальнейшем мы избегали разговоров о новобранцах, наступлениях конницы, бомбах и Колубарской битве, скоро мы научились седлать и уже через несколько дней правильно сидеть в седле, гибкости посадки, упругой осанке и держать плечи расслабленными, пользоваться поводьями, а вскоре и делать первые шаги. Молодая дама быстро делала успехи. Казалось, она понимает, что верховая езда — это единое целое наездника и лошади, а до этого — ученика и учителя. Научиться обращению с лошадью — не просто дело техники, нужно снискать ее доверие, но прежде надо довериться учителю, если хотим, чтобы конь нам доверял. Я не стал говорить ей, что обычно говорю новобранцам о том, что требуется неукоснительно выполнять указания учителя, если хотим,