Первый признак псевдонаучного бреда на физмат темы - отсутствие формул (или наличие тривиальных, на уровне школьной арифметики) - имеется :)
Отсутствие ссылок на чужие работы - тоже.
Да эти все формальные критерии и ни к чему, и так видно, что автор в физике остановился на уровне учебника 6-7 класса. Даже на советскую "Детскую энциклопедию" не тянет.
Чего их всех так тянет именно в физику? писали б что-то юридически-экономическое
подробнее ...
:)
Впрочем, глядя на то, что творят власть имущие, там слишком жесткая конкуренция бредологов...
От его ГГ и писанины блевать хочется. Сам ГГ себя считает себя ниже плинтуса. ГГ - инвалид со скверным характером, стонущим и обвиняющий всех по любому поводу, труслив, любит подхалимничать и бить в спину. Его подобрали, привели в стаб и практически был на содержании. При нападений тварей на стаб, стал убивать охранников и знахаря. Оправдывает свои действия запущенным видом других, при этом точно так же не следит за собой и спит на
подробнее ...
тряпках. Все кругом люди примитивные и недалёкие с быдлячами замашками по мнению автора и ГГ, хотя в зеркале можно увидеть ещё худшего типа, оправдывающего свои убийства. При этом идёт трёп, обливающих всех грязью, хотя сам ГГ по уши в говне и просто таким образом оправдывает своё ещё более гнусное поведение. ГГ уже не инвалид в тихушку тренируется и всё равно претворяет инвалидом, пресмыкается и делает подношение, что бы не выходить из стаба. Читать дальше просто противно.
словом, вот что… Поступило распоряжение из штаба о том, чтобы незамедлительно направить в распоряжение командования РОА всех русских военнослужащих, проходящих службу в частях вермахта.
«Так вот оно что! Теперь все ясно чего они хотят!» Тягостное напряжение у Лученкова вдруг спало, впервые он повернулся на табуретке и вздохнул. Переводчик встал из-за стола и подошел к нему ближе:
— Это твой шанс выжить, Лученков. Решайся!
Глеб несколько минут молчал, оцепенело глядя в окно и судорожно сглатывая слюну. Он не знал, что сказать. Ему дарят жизнь… Но ведь, не просто дарят… Взамен надо сучиться! Но как потом жить?
— Я не могу… — выдавил он из себя и запнулся под пристальным, казалось в самую душу проникающим взглядом.
— Не мо-ооожешь? — Насмешливо протянул переводчик. — Наверное спрашиваешь себя, как потом жить? — Он весь подобрался, словно волк перед прыжком. И глаза его также вспыхнули, как у хищника.
— Но если ты откажешься, то ничего этого уже не будет. Ни угрызений совести, ни самой жизни. Нет, мы тебя не расстреляем. Зачем ты нам? Отпустим… к своим. Хотя свои сейчас для тебя страшнее чужих. Свой шанс на штрафную роту ты уже использовал. Сейчас тебя ждёт не тюрьма и даже не расстрел. Петля! Ты же знаешь, Москва бьёт с носка. Наверное уже испытал на собственной шкуре.
Дым сигареты попал в глаза, и переводчик, недовольно поморщившись загасил окурок в тарелочке.
— Ты бывалый солдат, Лученков, храбрый, опытный. Думай. Согласишься, немецкое командование направит тебя в школу пропагандистов. Станешь офицером. В новой России ты сможешь начать новую жизнь. А Советы тебя не простят. Это как пить дать! Так что принимай решение.
Он снова замолчал, пристально глядя в лицо Лученкову.
— Но к сожалению, солдату за каждое принятое на войне решение приходится платить только одним — жизнью.
Приблизив к нему глаза, прикрикнул.
— Ну! Соглашайся!
Лученкову показалось, что мир вокруг него стал враждебным и казалось, чего-то ожидал от него…
Сердце его угрожающе зачастило, кожа сделалась влажной. На лбу выступили капельки пота.
Глеб с трудом разжал стиснутые зубы, открыл рот и вытолкнул из себя слова.
— Я согласен!
Мир снова стал живым и безопасным, как на картине. Он приглядывался к Лученкову уже без гнева и укоризны.
В окне снова мелькнул ворон, тяжело взмахнув крыльями, свалился с верхушки сосны и полетел прочь.
Наутро Лученкова отправили в тыл, в полевой госпиталь для солдат вермахта, а потом в специальный лагерь для тех, кто изъявил желание служить в русских формированиях Вермахта. Он устало сидел в набитом людьми вагоне поезда.
Вдыхал запахи паровозного дыма, мочи, шпал, рельс, мокрого пола, полированных лавок, потных людей и думал о том, что жизнь вновь идёт по одному и тому же кругу. Тюрьма… война.
Потом вновь тюрьма и снова война.
Поздним вечером на маленьком полустанке он вместе с группой солдат вышел из вагона. Привычно построились и пошли вперёд в вечерней набирающей густоту темноте. Сыпалась с неба снежная крупа. Скользили и разъезжались мокрые сапоги.
Лежали в стороне пустые заснеженные поля, спящие деревни, откуда тянуло печным дымком затухающих печей.
Нигде нe было видно ни огонька, а лишь бдительные деревенские псы, потревоженные чужим запахом, остервенело брехали из глубины дворов. Шли молча, сосредоточенно, перебрасываясь редкими словами, и Лученков слышал вокруг, впереди, за собой, тяжелое, упрямое дыхание строя.
Как тогда, три месяца назад…
Пройдя несколько километров по заснеженной, грунтовой дороге, подошли к барачному лагерю. На металлическом шесте у КПП трепыхался Андреевский флаг.
Над воротами была надпись по-русски: «Русская Освободительная Армия. Специальный лагерь».
И то же самое по-немецки.
И старший, выравнивая дыхание, хрипло произнёс:
— Ну вот, ребяты, мы и дошли. Дотопали…Так и до дома дойдём.
Но путь до дома был ещё очень далек. Для многих длинною в жизнь.
Новосибирск — Москва- Пятигорск — Боннфевраль 2015 г.
.
Последние комментарии
5 часов 18 минут назад
1 день 16 часов назад
2 дней 56 минут назад
2 дней 15 часов назад
2 дней 19 часов назад
2 дней 19 часов назад