Шёпот листьев в больничном саду [Евгения Сергеевна Сафонова] (fb2) читать постранично, страница - 3
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (16) »
Скоро пришли родители. Во время их визитов я ощущала себя бабочкой в банке. Со сломанными крыльями. Потому что могла только ползать. Одна стена моего блока представляла собой огромное окно, не то стеклянное, не то пластиковое — через него мы и общались. В пластике было два небольших отверстия, прикрытых огромными резиновыми перчатками. Сидя в маленькой комнатке, промежуточной между больничным коридором и моей палатой, родители могли сунуть руки в эти перчатки и прикоснуться ко мне. Ещё было специальное окошко, через которое передавали еду и вещи. Вот и все доступные радости. В общем, лежать в обычной палате мне нравилось куда больше, чем в блоке. Те, кого переводили сюда, зачастую не возвращались обратно. — …нам сказали про Марину, — в маминых глазах стояли слёзы. — Ужас какой! Девочка же совсем! Как же муж её теперь… Я не удивлялась, что маме это сказали. Она подружилась, казалось, со всеми врачами и медсёстрами в отделении. За чаем они пили мамины конфеты; выходя из больницы, красились мамиными помадами и душились мамиными духами. А на праздники Вольдемар получал от неё толстенький конверт. Врач никогда ничего не просил — но конверты брал. Мы не были богатой семьёй, но раз в два-три месяца родители находили десять-пятнадцать тысяч для очередного подношения. Мама считала, что такими подарками уменьшает шансы на всякие врачебные ошибки. Таких, как заражённая гепатитом кровь, которую влили десяти больным, когда я только поступила. Тогда мне повезло, но не факт, что подобного больше не повторится. И это в одной из лучших больниц Москвы: нам крупно повезло, что мне выделили квоту на лечение здесь. — …Машка про тебя спрашивала, — продолжала тараторить мама, — ты ей позвони вечером, она так волнуется! И Лёля с Лесей тут заходили… — Как мило с их стороны, — пробормотала я. Папа не вмешивался в разговор: просто смотрел на меня, улыбался и держал за руку. Сейчас меня ещё не раздражало прикосновение резины к коже — воспоминания о настоящих касаниях были слишком свежи — но я знала, что через неделю-другую начнёт. — …а ещё Пашина мама о тебе спрашивала, — закончила мама. Я поперхнулась воздухом. — Вот уж нежданчик, — прохрипела я потом. — Он-то сам чего? — спросила мама — с деликатностью человека, который собирается покопаться в чьей-то открытой ране. — Не объявлялся? — Нет. — Вот гад-то! А год назад я на него смотрела и думала… — Лен, хватит тебе, — оборвал её отец. — Всё уже прошло и быльём поросло. Сашка и не переживает уже, — резиновая перчатка ободряюще сжала мою ладонь. — Правда, Саш? Я только кивнула. — Ничего, выйдешь отсюда — найдёшь себе другого! — решительно произнесла мама. — Это даже хорошо, что так случилось. А если бы поженились уже? Или если б нас не было? Осталась бы одна совсем… — Я устала, мам, — тихо сказала я. Мама, может, и не поняла намёка — а вот отец вздохнул и, отпустив мою руку, встал со стула. — Ладно, Лен, пойдём, — он коснулся маминого плеча. — Дай ребёнку поспать. Завтра придём. — Завтра так завтра, — мама, явно расстроившись, всё же поднялась на ноги. Родители, пожелав мне всего хорошего, ушли — а я откинулась на подушку. Паша, Паша. Мой бывший жених. Сейчас даже смешно немного: какой из него жених, если он на три месяца младше меня? А тогда я верила. Всем обещаниям. Тогда он и сам, наверное, в них верил.
Когда я услышала его в третий раз, я приняла его голос за галлюцинацию. Той ночью я лежала с температурой тридцать восемь. Отёкшие руки и ноги скручивает невидимыми верёвками, в висках колоколом стучит кровь, с каждым ударом ввинчивая в мозг тонкую иголочку боли. Первый раз я плакала, сейчас — уже привыкла. Это было нормальным явлением для восстановления после высокодозки: того периода, когда твой организм
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (16) »
Последние комментарии
2 дней 4 часов назад
2 дней 4 часов назад
2 дней 4 часов назад
2 дней 5 часов назад
2 дней 7 часов назад
2 дней 7 часов назад