Тайна о Великом Мастере [Людмила Афанасьевна Бабич] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Овсянниковой оказался той изюминкой, которая перекидывала мостик от простоты формы к сложности содержания. И ловушку из него устроила себе я сама.

Нет, что я писала, подумать только?! Отрывок из статьи «Любава»:

«— …Только муж и составляет мое настоящее счастье …в нем я уверенна, с ним спокойна.

— Откуда же эта взволнованность вашей поэзии? Кто тогда Великий Мастер?

— Не стоит понимать конкретно…»

И все потому что она пишет не просто о любви, а о неразделенной любви… и это путало карты. Конечно, теперь я вижу — какая может быть взаимность, когда существует смерть…

Да, так вот тогда я и вспомнила, что такое объективность и как к ней приблизиться. Для исправления оплошностей раздобыла другие доступные статьи о моей героине и начала перечитывать. Поразилась — сколько журналисты пишут чепухи, выливают на читателей какую-то поверхностную пену мыслей, до крайности заштампованных. Наконец, выбрала двух авторов, мужчин, на которых могла опереться в новых рассуждениях: из первой категории Анатолия Шкляра, поэта, редактора издательства «Січ»; а из второй — Вадима Демина, журналиста «Приднепровской магистрали». И не ошиблась в них.

У Вадима Демина, в статье «Голос, воспевающий жизнь», штрихом промелькнула мысль, прочитав которую я окончательно убедилась, что маленько не о той любви Любовь Борисовна пишет, которую я видела и которую готова усмотреть простая женщина. Буквально я там прочитала:

«В ее стихах наряду с темой любви к Великому Мастеру, в преломлении через которую автор рассматривает настроение возраста, ностальгию по ушедшему, ожидание будущего, размышляет о созидающем начале человека, что для нее есть Бог, присутствует тема привязанности к своему городу. Преклоняясь перед величием Природы, вместе с тем основным лирическим образом избрала Великого Мастера. Именно к нему обращены многие из поэзий Л. Овсянниковой, с ним она ведет и диалог, и спор, ему посвящает и жалобу свою, и исповедь, и благодарность за большой дар — жизнь».

Нет, не мог Великий Мастер быть заурядным человеком. Ну слишком не по плечу ему, даже и горячо любимому, даже и очень сильному, все перечисленное Вадимом!

Анатолий Шкляр в своей статье «Мои поэмы кронами шумят…», привыкший, как и большинство хороших поэтов, писать афористично, выразился короче:

«Обширна и многопланова любовная лирика Любови Овсянниковой, переплавившаяся через образ ее лирического героя — Великого Мастера. Кощунственно ли, что Бог для нее все же — не «закаты и рассветы», а созидающее, творящее начало человека

Оба повторили фразу о созидающем начале человека… Вот что они в своей мудрости видели в образе Великого Мастера!! А я что?..

Тоска по идеалу, от которого все больше откатывалась наша «перестроечная» действительность, застигла Любовь Борисовну в период трудный (собственно, потому она и возникла, тоска) — тут и возрастная переоценка ценностей, и пришедшее с ней понимание ограниченности отпущенного времени, которое с каждым днем исчерпывается. А ведь хочется все успеть!

Любовь Борисовна, с тех пор, как потеряла отца, часто и подолгу гостила у мамы в селе. Правда, иногда приезжала ко мне, но ненадолго, у нее совсем не оставалось свободного времени. Сама же я болела и уже не выезжала из дому. Визиты к ней и разговоры дни напролет отошли в прошлое. А я помнила их и перемывала в памяти, просматривая использованные и неиспользованные записи. Чувствовала, что не то думала, писала и публиковала. Требовались исправления. Мне это самой надо было — для завершения своего образа. Вдруг не все равно стало, что обо мне думают люди и что будут думать впредь. Исправлений требовало и отношение к Любови Борисовне, всегда терпеливой и внимательной ко мне, — вольно-невольно я со своими статьями проникла и в ее будущее, оставив неровную колею, и след этот следовало исправить. Или дополнить.

И я делала новые наброски, возможно беспорядочные — не получалось все сразу собрать в кучу. Отдельные мысли я писала на отдельных листках, потом тасовала их, группировала по темам, по внутренней логике, искала склеивающий глей и живые соки… Соки живых мыслей. А потом опять позвонила ей.

Как только смогла, она приехала. О земном уже не говорилось, я от него отдалялась. И не заботилась ни своим видом, ни обстановкой квартиры. Все становилось ускользающими дымами, над которыми терялась власть. Зато теперь имелась возможность видеть со стороны. И я поняла, что в том мире, куда меня несло, нет места страстям и предметам — там обитала душа. Вот где она находилась — вверху, под облаками. Туда не каждый день смотрит бегущий человек. Меня волновали перемены, быстро и безвозвратно пришедшие, бешено разгоняющиеся, как снежный ком с горы, хотелось разобраться в них. Возможно, чтобы освоиться — естественное стремление.

Тем не менее. вновь и вновь материальное не умолкало, память о нем жила, оно звучало как эхо. За что же мне было ухватиться, если ноги на земле не