Парадоксы имперской политики: поляки в России и русские в Польше (XIX — начало XX в.) [Леонид Ефремович Горизонтов] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

наилучшим образом учесть исторические особенности менталитета русских и поляков. Земли, которые в представлении поляков ассоциировались с этническим ядром, воспринимались русскими как западный форпост государства, своего рода внутренняя заграница. В одной национальной традиции они могли выступать в качестве Привислинского края, а в другой — Конституционного Королевства или Конгресувки (напоминание о международных гарантиях Венского конгресса). Концепции «большого русского народа» (великороссы–малороссы–белорусы) противостояла почти зеркальная польская конструкция (поляки–литвины–русины). Польским соответствием западных губерний (Западного края) служили восточные окраины–кресы. Противоположными были проникнутые историческими реминисценциями определения этого региона: «захваченный» (zabrany) край и «возвращенные» губернии. Общественная мысль формулировала непримиримые по сути национально–созидательные программы «органической работы» и «русского дела».

Систематическое изложение материала начинается в книге с 1831 г., хотя, в меру необходимости, делаются экскурсы и в более раннюю эпоху. На 1831 г. как основополагающий рубеж в польской политике самодержавия указывали многие историки. Именно с ним связывал вызревание первого плана правительственной колонизации окраины А. А.Станкевич. «1831 г. — дата рождения обрусительной политики на окраинах, — писал в 1918 г. М. А.Полиевктов. — Западный край — ее первая арена». Эту точку зрения поддержал в 1932 г. К. А.Пушкаре–вич. «До Ноябрьского восстания*, — отмечал В. Бортновский, — в России еще не существовало «польского вопроса», хотя налицо было стремление ограничить полонизацию западных губерний»1. Действительно, можно говорить о заметном ужесточении курса в отношении поляков уже в 20‑е гг. XIX в., однако до восстания коренной поворот не был окончательно предрешен не только в польском вопросе, но и в общей внутриполитической стратегии самодержавия. «После покорения Польши, — писал А. И.Герцен, — лет пять осаживались в России николаевские порядки в угрюмой тишине» 2. Основателем новой польской политики, которая, претерпев ряд метаморфоз, продолжалась вплоть до крушения монархии, являлся Николай I.

Верхняя хронологическая грань в зависимости от решения той или иной исследовательской задачи также подвижна. В начале XX в. несколько существенных для нашей темы исторических рубежей: три революции, начало мировой войны, оккупация западных окраин Империи державами Тройственного союза.

* В польской традиции и научной литературе восстание 1830–1831 гг. принято называть Ноябрьским, а восстание 1863–1864 гг. — Январским.

Большая продолжительность рассматриваемого периода дает автору важные преимущества и вместе с тем порождает серьезные трудности. Появляется возможность отслеживать динамику правительственной мысли, отражение в ней процессов общественного развития, с одной

стороны, и преемственность в политике, устойчивость имперского менталитета, с другой. Неизбежной, однако, становится избирательность — концентрация на определенных аспектах темы, более пристальное внимание к отдельным субрегионам и подпериодам. Настоящая книга не претендует на освещение польского вопроса во всех его аспектах и взаимосвязях (о конкретных задачах и структуре исследования будет сказано ниже). Наиболее широко в ней представлен материал самых конф–ликтогенных зон — Царства Польского и белорусско–литовских губерний (Северо — Западного края, по общепринятой терминологии XIX в.). Своею насыщенностью и, соответственно, удельным весом в работе выделяются 1860‑е гг., отмеченные переплетением регионального национально–политического кризиса с реформированием страны в целом.

Дать исчерпывающую и в то же время достаточно компактную дефиницию «польского вопроса» весьма затруднительно. Разделы Речи Посполитой и наполеоновские войны перевели российско–польские противоречия из разряда внешнеполитических в плоскость внутриполитических проблем Империи. На гибельность для России восстановления Польского государства указывал Н. М.Карамзин. Тем не менее внешний аспект у польского вопроса сохранился. Х. Верешицкий определял его как «влияние стремлений поляков к независимости на международные отношения». В качестве предмета последних польский вопрос обнаруживал известную самостоятельность, присутствуя на мировой арене даже в те периоды (например, в 1880‑е гг.), когда национально–освободительное движение пребывало в упадке 3. Память о международных обязательствах и связанных с ними государственно–правовых прецедентах действительно надолго пережила время, когда те имели реальную силу. Не исчезало сознание возможности разрешить польский вопрос путем внешнеполитических комбинаций, в частности, посредством обмена или даже уступок приграничных территорий. Учитывая все это, не следует, однако, и преувеличивать значения международного фактора для польской