Плоды [Борис Васильевич Зубков] (fb2) читать постранично, страница - 4

дадут! А потом дураки припрут на дачу и увидят цветущие стены. Они отдерут доски, а под досками-то кирпич! Вот у него какая дача! Каменная. А вы как думали? Каменная, ей цены нет. А старые доски — для маскировочки. Дача-то двойная! Накось, выкуси! Бедный Жмачкин кое-как сколотил себе хибарку на старости лет — вы так думали? Стены в полтора кирпича — вот как! Когда отдерут доски, все откроется. Будут копаться на его участке. А здесь в земле тайком и газ проложен и водопровод. Жмачкин желает жить с удобствами и ничего за них не платить. У него ванна в доме имеется. Думали, Жмачкин в бане веничком махает? Такие его удовольствия? Начнут копаться, до главного докопаются — до «сливок», что с коньяка снимал, до магнита под весами. Приедут из газет, и загремел Жмачкин, загремел. Другим, конечно, польза кому омоложение, волосы на лысине, кому яблоки зимой и осенью, а ему крышка. Ему лично голубая вода ни к чему, ему лично пользы не будет. Заткнуть глотку голубому источнику, вот что надо, зашлепать его глиной, завалить каменюгами, задавить… Он рванул со столба веранды охапку голубых цветов, занозил руку, выругался и тут же испугался собственной ругани — вдруг услышит кто-нибудь, подсмотрит, как ругается Жмачкин на облепленную цветами дачу. Схватил тяжелую совковую лопату и воткнул ее в кучу слежавшейся глины, приготовленной для фундамента давно задуманной пристройки.

— Я тебя звал? — зашипел Жмачкин и подкрался к голубому фонтану с полной лопатой глины. — Я тебе разрешал?

Он с наслаждением шмякнул глину на звенящие струи. Упруго выскользнув из-под глиняной лепешки, голубая вода веером брызг ударила в Жмачкина.

— …Не нравится? Не уважаешь? — бормотал Жмачкин, ляпая глину на упрямый фонтан и путаясь в жесткой траве. — Ты кто? Ты зачем? Мне без тебя плохо было? Да? Плохо? Погубить думаешь, гадина? Я тебе глотку-то враз заткну! Заткну! Заткну!

Наконец ему показалось, что он добился своего.

На том месте, где только что бил подземный ключ, теперь лежала бесформенная куча сизой и мокрой глины. Жмачкин воткнул лопату в эту кучу, словно утверждая памятник на могильном холме, и, с наслаждением освобождаясь от душевной тяжести, плюнул на холмик…

Маленькая кухонька с никудышным столиком, покрытым клеенкой, и старым венским стулом тоже была маскировкой. За дверью, похожей просто на дверь узкого стенного шкафчика, находилась настоящая роскошная кухня — без окна, но освещенная модерновыми польскими светильниками, с тремя холодильниками и шведским книжным шкафом.

Жмачкин болезненно любил поесть. Он был едоком особого сорта, наркоманом от еды, тайным обжорой и лакомкой втихую. Холодильники хранили югославскую ветчину в жестянках, своими округло-продолговатыми формами напоминавших свиной окорок, датские сыры, обернутые серебряной фольгой, греческие маслины в вощеной бумаге, венгерские ромовые конфеты, индийский растворимый кофе… Жмачкин уважал яркие этикетки с иностранными словами и потому купил как-то два десятка банок английской питательной смеси для младенцев. Даже приправленная перцем смесь оказалась тошнотворно-безвкусной, и банки пришлось выбросить. Впрочем, припасы свои он обновлял обильно, и так же обильно они портились. Тухлятину Жмачкин скармливал своему псу-сторожу. Жалея выбрасывать дорогую провизию, Жмачкин дожидался, пока тухлятины накопится много, и пес каждый раз шалел от обилия внезапно обрушивавшейся на него еды. Некоторые продукты, к примеру маслины и грибы, пес упрямо не жрал, и их приходилось ночью закапывать в землю.

В шведском книжном шкафу хранились поваренные книги. Пожелтевшие, в которых специи отмерялись лотами и унциями, первые послевоенные, рекомендующие капустные котлеты, и самые новые, в лакированных суперобложках. Но книги эти Жмачкин употреблял не к делу, а так вприглядку. Запинаясь, читал вслух мудреные поварские рецепты, всухомятку поглощая консервы и колбасы. Стряпать что-нибудь стоящее — горячее и ароматное — опасался: вдруг лакомый запах полезет из трубы и щелей, разнесется по всему поселку?

Одолев в тяжелом единоборстве непонятный, угрожающий сломать его благополучие источник голубой воды, Жмачкин почувствовал усталость и голод. Ноги стали ватными и подкашивались, сосущая боль поднималась к сердцу, руки словно распухли и онемели, не различали предметов, которых касались, и действовали отдельно от него. Тупо уставясь в пространство, он не видел, как руки открыли холодильник, достали банки крабов и перца в маринаде. Во рту держался сладковатый привкус, и острые консервы не вызвали привычного чувства жадного аппетита. Он проглотил три стопки водки и облизал губы. Водка не ошеломила, не отстранила чувства тревоги и ожидания.

В кухне было тихо, как в склепе. Жмачкин посмотрел на влажные красные стручки перца и похолодел. Он вспомнил яблоки. Октябрь месяц и цветущая яблоня! Ветки с яблоками и цветами свешиваются через забор на улицу. Подходи, смотри, удивляйся! Все сбегутся, все! Забор, калитка —