Необычайная история [Геннадий Самойлович Гор] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
Гор Геннадий НЕОБЫЧАЙНАЯ ИСТОРИЯ
— Вы кто? — спросил я его. Он ответил с легкой грустью в голосе: — Разве я знаю, кто я? Я слишком похож на тебя, чтобы настаивать на самостоятельном значении своего личного «я». Я еще не знаю, кто я. Но надеюсь, скоро буду знать. А кто ты? — Джек Питерс. Твой создатель. — Бог? — Откуда тебе известно о боге? Бога нет. И кроме того, разве я похож на бога? — А кто же ты? — допытывался он. — Твой создатель. — Отец? В его голосе прозвучал оттенок неуверенности. — В прямом смысле, нет. В переносном — да. Ты не рожден. Ты создан, как создаются… Я не нашел в себе сил, чтобы закончить начатую фразу. Ведь я хотел ему сказать: «Ты создан, как создаются вещи». Мне стало жалко его. Он был так обидчив, так самолюбив. — Отец, — сказал он ласково. — Отец, — повторил он это так странно звучавшее в его устах слово. — Отец… Самой интонацией, модуляцией своего голоса он вложил в это слово столько непосредственного и глубокого чувства, что мне стало не по себе. — Суди сам, как я могу быть твоим отцом? — сказал я. — Ты выглядишь моим ровесником. — Брат? — спросил он. — Нет, — ответил я. — А кто? Я оставил его вопрос без ответа. Не мог же я ему сказать, что я конструктор, изобретатель, изобретший его. — Приятель, друг? — спросил он. — Возможно, когда-нибудь мы станем друзьями, — сказал я. Но возможно ли это, в самом деле? Я все еще смотрел на него, как на вещь, правда, разумную вещь, но все же вещь. — Не довольно ли на сегодня? Ты, наверное, устал? Отдохни. Осмотрись. Завтра я приду к тебе. Он, по-видимому, не хотел, чтобы я уходил от него. Ему претило одиночество. — Отец! — звал он меня. — Отец… Я обучал его видеть мир. Мне хотелось добиться, чтобы он видел вещи более остро и свежо, чем видят обыкновенные люди, чуточку утомленные тем, что окружает их с детства. У него не было ни детства, ни юности. Он сразу стал взрослым. Я клал на стол яблоко. — Что это за предмет? — спрашивал я его. Он ответил, как ответил бы Сезанн, Петров-Водкин или великие фламандцы, если бы они могли вложить в слова всю объемную мощь, силу и мудрость своего живописного видения. Он рассказывал мне о том, что открывал его глаз, погружаясь в яблоко, в его мягкую округлость, в его свежесть и аромат. Обучая его, я обучался и сам. — Отец… — Он все-таки называл меня так. — Отец, не находишь ли ты, что природа мудра и искусна. Я не поправлял его, не говорил ему, что я не отец. Я объяснял. — Яблоко создано не только природой, но и садовником. Садовник затратил не меньше усилий, чем природа. Он слушал. Слушал не без удовольствия. Ведь он самто не имел никакого отношения к природе. Я учил его слушать и учился сам. Шепот дождевых капель, падающих в траву. Музыкальное биение весеннего ручья, ломающего звенящие льдинки. Голос кукушки, сливающей протяжные тающие звуки с зарей. Свист иволги. Рокот и стон рояля… Он вбирал в себя мир и впитывал все, что его окружало. — Учитель, — спрашивал он, — скажи, а что такое человек? Почему он появился на Земле? Откуда пришел и куда идет? — Ты сам должен ответить на эти вопросы. Учись думать… Многие его вопросы ставили меня в тупик. Я был всего-навсего инженером-биологом, создателем думающих объектов, а он задавал такие вопросы, на которые мог бы ответить только философ. Помню, как я принес ему знаменитый роман Александра Дюма «Три мушкетера». Он начал читать с конца. Я подумал, что это объясняется крайней его рассеянностью. Но я ошибся. — Я читаю с конца, — сказал он, — потому что в конце ищу начало. — Не проще ли, — спросил я, — искать начало на первой странице книги? Ответил он не сразу. — А что такое начало, учитель, и что такое конец? Разве каждая вещь не бесконечна? Я растерялся еще больше. Уж не шутит ли он, не смеется ли надо мной? Он был всегда так логичен, так строг и точен в обращении со словом. — Ладно, — сказал я, — Оставим эту тему на будущее. Твой разум еще не настолько окреп, чтобы мы могли вести споры на столь отвлеченную тему. Как спал? — Спал, как всегда, крепко. — Какие видел сны? — Видел во сне свое прошлое. — У тебя нет прошлого, дорогой. Я же от тебя никогда этого не скрывал. Ты возник в тот день, в тот час, который был обозначен в графике работы моей лаборатории. — Нет, у меня есть прошлое, — настаивал он. — Я его вижу во сне. — Что же ты видишь? — спросил я. — Будь добр, расскажи. — Мне снится, — сказал он, мечтательно глядя вдаль, — река, на берегу которой я провел свое детство. Тропа снится. Она теряется в лесу. Мои братишки и сестренки играли со мной в жмурки. Я помню, как мне завязали глаза платком. Мир вдруг исчез. Из темноты слышались веселые смеющиеся голоса. Я кружился на месте, протягивая руки, чтобы кого-нибудь схватить. Потом я сорвал платок с глаз. Солнце ослепило меня. Чудесный мир открылся. Гора. Прозрачная синь лесной речки.- 1
- 2
Последние комментарии
7 часов 8 минут назад
7 часов 25 минут назад
7 часов 37 минут назад
7 часов 43 минут назад
10 часов 14 минут назад
10 часов 18 минут назад