У самой границы [Анатолий Викторович Чехов] (fb2) читать постранично, страница - 3

рука, кружилась голова. Доктор наложил повязку не только на култышку, оставшуюся от пальца, но и на всю кисть, руку подвесил косынкой, завязанной узлом на шее. Яшка сейчас был похож на раненого отца, когда тот приезжал во время войны из лазарета на побывку.

Яшка и Барат вышли к тому месту, где от главного тракта отходила дорога в сторону горного кряжа Асульмы, замедлили шаги и просвистали условный сигнал. Справа и слева от них раздался такой же свист. Зашуршала сухая трава, со склона посыпались мелкие камни.

— Дур! — донесся мальчишеский голос.

Яшка остановился.

На русском языке Яшка говорил, пожалуй, только дома да еще с немногими русскими мальчишками поселка, такими, как Алешка Нырок. Остальные — курды, азербайджанцы, туркмены. На улице разговор велся чуть ли не на всех языках стран Востока.

Шуршание в бурьяне стихло.

— Ун кия лёу? (Кто идет?)

— Кочахчи (контрабандист) Аликпер Чары-оглы. А вы кто?

— Ладно, выходите,- приказал Яшка.

Сегодня, после истории с гюрзой, да еще встречи с Мордовцевым, ему было не до игры. С самого утра он ничего не ел. После операции тошнило. Все сильнее дергало палец.

Из бурьяна к Яшке и Барату вышли еще два подростка: стройный и быстрый, с развитыми икрами и тонким станом Аликпер и немного вялый, с круглым, как лепешка, лицом — Алешка Нырок. Увидев, что

Яшка перевязан, как настоящий раненый, оба остановились.

— Покажи, — сказал Алешка. Смотрел он на забинтованную Яшкину руку с уважением и страхом. Яшке хотелось показать, но предводителю разбойников негоже распускать слюни. Да и Аликпер поглядывал на него с таким видом, как будто хотел сказать: «Эка невидаль, хватила гюрза — бери топор и руби палец, а то всю руку отрежут».

— Отойди,-сказал Яшка.- Тебе не на палец, на дорогу надо смотреть.

Солнце клонилось к западу. Голубые тени выползали из ущелий. Рядом с тенями словно горели в отсветах заката выступы скал. Горы, как огромные древние мамонты, ставшие в ряд, протянули каменные лапы в долину, уложили между лапами бугристые хоботы, выставили каменные лбы. На самой высокой скале — колокольне Ивана Великого — белое пятно: орлиный помет. Выше — гнездо орлов. Там — старинная крепость Сарма-Узур. Жил в этой крепости когда-то предводитель древнего племени — Асульма. Яшка и его друзья забирались в развалины крепости, находили серебряные монеты, наконечники стрел. Оттуда хорошо видна вся долина и протянувшаяся через нее из края в край мощеная дорога. Считай, каждый десятый камень этой дороги вытесал и уложил своими руками Яшкин отец. Дорога кормила отца. Кормила она и Яшку, а вместе с ним и других самых отчаянных мальчишек поселка. Дни и ночи движутся по дороге огромные фургоны с грузами, идут верблюды. В Россию везут урюк, чищеный миндаль, сабзу, бидану (сорт сушеного винограда), хлопок, шерсть; из России — мануфактуру, сахар. Под перезвон колоколов, подвешенных к тюкам и шеям верблюдов, Яшка родился и вырос.

Идут караваны и сейчас, хотя начавшаяся в России гражданская война докатывалась и сюда, к границе.

У Яшки закружилась голова, он присел на прятавшийся в бурьяне обломок скалы.

«Дон! Дон! Дон!» — звенело в ушах. Нет, это не в ушах звенит. Это поднимается караван по дауганским вилюшкам, Еще немного, и он втянется в долину.

«Дон! Дон! Дон!..» — все явственнее и громче гремят колокола. Яшка рассудил, что все равно порки не миновать: и за гюрзу попадет, и за то, что опять увел свою братию караван встречать.

От каравана отделился всадник в белой рубахе, белых широченных штанах, черной жилетке. Всадник — караван-баши. Стоило только какому каравану войти в долину Даугана, каждый караван-баши пришпоривал коня и рысью мчался к таможне или караван-сараю проверить, есть ли корм для верблюдов, узнать, где будет место для ночлега, принять новые грузы. При виде поселка остальные караванщики собираются в голову каравана, курят свои чубуки, разговаривают. Караван-баши — большой начальник. Каждый мальчишка мечтает стать или знаменитым кочахчи — контрабандистом или караван-баши, лучше — караван-баши. Летом — в чалме и белой одежде, зимой — в накрученных на голову шарфах из верблюжьей шерсти, в расписной, вышитой шубе, караван-баши проезжают по Даугану. Все знакомые низко кланяются им, курды снимают свои вязаные шапочки, русские стаскивают кепки, треухи. Каждому лестно поговорить с караван-баши, расспросить о новостях. Дорожный человек все видит, все знает. Многие караван-баши знали и уважали Яшкиного отца. От того, будет ли дорога отремонтирована в срок, зависело — вовремя ли пройдет караван. Яшка мечтал, когда вырастет, быть караван-баши, но сейчас у него с караванщиками отношения были испорчены…

«Дон, дон, дон!..» — Мерно идут верблюды, раскачиваются взваленные на горбы тюки, все ближе и ближе подходит караван. На передних верблюдах ковровая шлея, множество колокольчиков. Колокол подцеплен к грузу еще и последнего в десятке верблюда. Уздечки, как недоуздки, привязаны к кольцу седла