cit anno:
"Но чтобы смертельные враги — бойцы Рабоче — Крестьянской Красной Армии и солдаты германского вермахта стали товарищами по оружию, должно случиться что — то из ряда вон выходящее"
Как в 39-м, когда они уже были товарищами по оружию?
Дочитал до строчки:"...а Пиррова победа комбату совсем не требовалась, это плохо отразится в резюме." Афтырь очередной щегол-недоносок с антисоветским говнищем в башке. ДЭбил, в СА у офицеров было личное дело, а резюме у недоносков вроде тебя.
Первый признак псевдонаучного бреда на физмат темы - отсутствие формул (или наличие тривиальных, на уровне школьной арифметики) - имеется :)
Отсутствие ссылок на чужие работы - тоже.
Да эти все формальные критерии и ни к чему, и так видно, что автор в физике остановился на уровне учебника 6-7 класса. Даже на советскую "Детскую энциклопедию" не тянет.
Чего их всех так тянет именно в физику? писали б что-то юридически-экономическое
подробнее ...
:)
Впрочем, глядя на то, что творят власть имущие, там слишком жесткая конкуренция бредологов...
От его ГГ и писанины блевать хочется. Сам ГГ себя считает себя ниже плинтуса. ГГ - инвалид со скверным характером, стонущим и обвиняющий всех по любому поводу, труслив, любит подхалимничать и бить в спину. Его подобрали, привели в стаб и практически был на содержании. При нападений тварей на стаб, стал убивать охранников и знахаря. Оправдывает свои действия запущенным видом других, при этом точно так же не следит за собой и спит на
подробнее ...
тряпках. Все кругом люди примитивные и недалёкие с быдлячами замашками по мнению автора и ГГ, хотя в зеркале можно увидеть ещё худшего типа, оправдывающего свои убийства. При этом идёт трёп, обливающих всех грязью, хотя сам ГГ по уши в говне и просто таким образом оправдывает своё ещё более гнусное поведение. ГГ уже не инвалид в тихушку тренируется и всё равно претворяет инвалидом, пресмыкается и делает подношение, что бы не выходить из стаба. Читать дальше просто противно.
запретные бои, он сочинить не может. Чтоб он сдох! И лучше бы в самом деле сдох, потому что…
— Когда его отец узнает, дни сер’ёзной жизни закончатся, — кивнул Плеть, — а вместе с ними и работа на заводе.
— А там всё так хорошо идёт. Он дал мне это — серьёзную жизнь, а? — чтобы отобрать! — Бася вскочил и заметался по комнате.
— Но ты вед’ знал.
— Я думал… — Бася зло махнул рукой. — Какая разница!
— Значит, такова суд’ба. Найдёшь себе другое место, у тебя тепер’ ест’… la renommée.
— А места будто взаимозаменяемы! — огрызнулся Бася. — Я, может, это полюбил. И другого такого не найду, нет, где всё в мои руки передадут. Графьё — идиот, и то, что он себе сочинил… Вот скажи, ты понимаешь его логику?
— Да, — медленно кивнул Плеть, — он хочет сделат’ бол’но тому, кто сделал бол’но ему.
— А остальные?
— Кажется, он считает, что бол’но ему сделал вес’ мир.
— Закроет глаза, и всем сразу темно станет! — плюнул Бася; покипев ещё чуток, выдохнул: — Ладно, как-нибудь образуется. Но сегодня я там видеть ничего не могу, хотел предложить тебе прогулку по Пассажирскому порту. Просто так, чтобы развеяться. Как в старые добрые времена, если ты понимаешь, о чём я.
— Со мной? — удивился Плеть.
— А что? Ты теперь выглядишь весьма и весьма présentable, самое то. Прибавишь национального колорита.
Плеть улыбнулся. Нет, Бася не изменился. Под золочёной паутиной, под искрой в сюртуке, под хитросплетённым запахом духов он двигался всё так же быстро, всё так же подначивал усмешкой, всё так же решал на лету. Он дорого одевался, но отказался снять шляпу и сапоги со шпорами, а волосы по-прежнему стриг сам и по-прежнему не слишком ровно. Он лился, как металл под названием ртуть, и, как ртуть, источал парами опасность. Для него не существовало неразрешимых проблем.
— Мне снова снился ринг, — сказал Плеть, запирая за собой входную дверь. — Я дрался с Цоем Ночкой.
— Победил?
— Да, — Плеть помолчал. — Я бол’ше никогда не хочу на ринг.
— А я там был? Во сне?
— Был. Я думал, что спасаю тебя, а оказалос’, это было лишним.
— Petits cadeaux entretiennent l'amitié, — ухмыльнулся Бася.
— Ещё там были двое… два актёра, и я думал, что они вместе, но тепер’ мне кажется, что я ошибся. Они всё это устроили.
— Ты больше не пойдёшь на ринг. Никогда.
Бася сказал это лёгким и шутливым тоном, но Плеть почувствовал, как мигом заиндевели его пальцы.
— Никогда?
— Я теперь могу предоставить им графа Метелина, — усмешка Баси вышла мрачной, — чтó по сравнению с графьём какой-то безымянный тавр?
— Я — их, а не твой.
— Это они тебе так говорят, — Бася зыркнул коротко и зло. — Кому ты веришь, им или мне? А я говорю, что больше ты на ринг не пойдёшь. Никогда.
Масленые августовские лучи не просачивались в тень под шляпу, но Басины глаза всё равно сверкали. Плеть помолчал.
— Бася, это ты сделал так, что меня не наказали за тот подслушанный разговор?
— Сколько раз я тебе говорил называть меня просто Гныщевичем? Иначе эффект неполноценен! — шутливо огрызнулся Бася. — А впрочем, тебе можно. Нет, не я. Ну разве что самую малость.
Плеть помолчал ещё немного.
— И эти двое, во сне, сказали, что «они начало».
— Ну что ты ко мне с толкованием снов прицепился, а? Я не Фрайд. Ты всех тогда своим вопросом сразил, уже не покроешь. Начало, говоришь?
— Начало. У меня такое чувство, что скоро… что-то начнётся.
Бася довольно хмыкнул.
— Что?
— Не знаю.
— Не знаешь? Ну если так, — он запрокинул голову, подставляя лицо солнечным блинным лучам и по-детски щурясь, — то чем будет это «что-то», решать нам, верно? А уж мы-то придумаем что-нибудь хорошее, не сомневайся.
Плеть кивнул.
В Басе он не сомневался никогда.
КОНЕЦ ПЕРВОГО ТОМА
Последние комментарии
10 часов 16 минут назад
11 часов 49 минут назад
15 часов 42 минут назад
15 часов 46 минут назад
21 часов 7 минут назад
2 дней 8 часов назад