Тайна исчезнувшей шляпы. Тайна сиамских близнецов [Эллери Куин] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

криминального следствия и заслужил великую славу. Но, стыдясь газетных панегириков, первым отмел преувеличенные похвалы, хотя Эллери утверждал, что старик тайно долгие годы хранил вырезки. Впрочем — хоть мне хочется думать о Ричарде Квине как о человеке, несмотря на попытки впечатлительных журналистов сделать из него легенду, — невозможно преувеличить тот факт, что многие его профессиональные успехи во многом зависели от разумных сыновних подсказок.

Об этом мало кому известно. Кое-какие воспоминания о совместной профессиональной деятельности Квинов до сих пор благоговейно хранят друзья: небольшая холостяцкая квартирка на Западной Восемьдесят седьмой улице, где они жили, ныне превращена в получастный музей с коллекцией экспонатов, связанных с их успехами. Среди них поистине великолепный портрет отца с сыном работы Тиро, висевший в художественной галерее анонимного миллионера; драгоценная табакерка Ричарда, флорентийская древность, которую он присмотрел на аукционе, только чтобы улестить очаровательную старую леди с безупречным именем, и ценил потом выше рубинов; колоссальное собрание книг Эллери о преступлениях, наверно самое полное в мире, которое он с прискорбием оставил при отъезде в Италию; и, естественно, масса неопубликованных документов с подробностями о раскрытых делах, ныне спрятанных от любопытных глаз в полицейских архивах.

Только дела сердечные — духовные узы между отцом и сыном — оставались до сих пор в полнейшей тайне от всех, кроме нескольких самых близких друзей, к числу которых мне посчастливилось принадлежать. Старик — пожалуй, самый лучший сотрудник следственного отдела за последние полвека, которого опасались даже важные джентльмены, занимавшие места в Главном полицейском управлении, — не пользовался публичной известностью и, позвольте повторить, был во многом обязан своей репутацией гениальному сыну.

Чистые дела, где возможности честно открывались каждому, Ричард Квин разрешал бесподобно. Он насквозь видел детали, накрепко запоминал сложные мотивы и замыслы, хладнокровно преодолевал непреодолимые с виду препятствия. Даже сотню фактов, сваленных в кучу, разрозненных, несовместимых, непоследовательных, он быстро приводил в порядок, напоминая чем-то гончую, которая идет по запутанным следам, надеясь нюхом выйти на настоящий.

Но Эллери Квин, автор детективов, обладал интуицией, воображением. Отца и сына можно представить себе близнецами с поразительно развитыми умственными способностями, которыми каждый в отдельности не мог воспользоваться, но вместе они добивались удивительных результатов. Ричард Квин, вовсе не отрицая влияния сына, обеспечившего ему столь впечатляющие успехи — в отличие от менее благодарных натур, — старался объяснить его своим друзьям. Стройный седой старик, имя которого и поныне устрашает нарушителей закона, всегда «исповедовался», по его выражению, с наивностью, которая объясняется только отцовской гордостью.

И еще одно слово. Из всех расследованных Квинами случаев тот, который был назван «Тайной исчезнувшей шляпы», безусловно принадлежит к наиболее замечательным. Дилетант в криминологии, вдумчивый любитель детективов в ходе рассказа поймет, почему Эллери счел убийство Монте Филда достойным внимания. Специалисту вполне ясны обычные мотивы и способы убийства. Но случай с убийцей Филда совершенно иной. Здесь Квины столкнулись с тонко чувствующей, на редкость изощренной личностью. Фактически, как отметил Ричард вскоре после развязки, преступление было спланировано почти идеально. Впрочем, как во многих «идеальных преступлениях», маленькая случайная оплошность вкупе с проницательным детективным анализом и дала ту единственную подсказку, которая в конечном счете позволила раскрыть преступный замысел.

Дж. Дж. Мак-К.
Нью-Йорк

Часть первая

Глава 1

В которой читатель знакомится со зрителями театрального спектакля и с покойником
Театральный сезон 192… года на Бродвее начался довольно неудачно. Юджин О'Нил не успел написать новую пьесу, которая обеспечила бы театру финансовую поддержку интеллигенции; что касается «простой публики», то она, устав от невыразительных театральных постановок, переключилась на более увлекательные действа, предлагаемые кинематографом.

По этой причине вечером в понедельник, 24 апреля, режиссеры и директора театров мрачно взирали на мелкий дождик, бросавший легкую завесу на сверкающие огни театрального Бродвея. Тот вечер решил судьбу нескольких пьес, снятых с постановки их хозяевами, мольбы которых не были услышаны Всевышним. Дождь прибил потенциальных зрителей к семейному очагу, они сидели дома, слушая радио или играя в бридж. Для тех немногих смельчаков, которые осмелились показаться на пустых улицах театрального квартала, Бродвей явил собой