Деревянные кресты [Ролан Доржелес] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

въ рубашкѣ сталъ изображать балаганнаго силача, съ плутовскимъ видомъ, хриплымъ голосомъ зазывая публику.

Мы столпились вокругъ него.

— Не вѣрится даже, что мы воюемъ, — сказалъ новоприбывшій. — На фронтѣ можно по крайней мѣрѣ развлечься. Я былъ увѣренъ, что здѣсь я не буду такъ скучать, какъ въ казармахъ.

Бреваль со своими двумя страдальческими складками на щекахъ посмотрѣлъ на него и покачалъ головою:

— Ужъ не думаешь ли ты, что это у насъ каждый день такъ? Ты ошибаешься, да будетъ это тебѣ извѣстно.

Фуйяръ фыркнулъ. Сюльфаръ сочувственно пожалъ плечами.

— Онъ еще ничего не знаетъ, — сказалъ онъ.

— Если бы ты побывалъ подъ Шарлеруа, какъ я, — обратился къ нему Ланьи, солдатъ со сморщеннымъ лицомъ старой женщины, — ты бы не торопился такъ скоро вернуться въ полкъ.

— И тебѣ еще не пришлось продѣлать отступленіе, — вмѣшался Веронъ. — Даю тебѣ слово, что отдыхать вамъ не пришлось.

— Да, это было самое тяжелое, — подтвердилъ Лемуанъ.

— А Марна? — спросилъ Демаши.

— Марна это пустяки, — отрѣзалъ Сюльфаръ. — Вотъ при отступленіи тебя поджариваютъ по настоящему. Тутъ только и узнаешь людей…

Такъ говорили всѣ они. Отступленіе было единственной стратегической операціей, которой они больше всего гордились, единственное дѣло, участіе въ которомъ было предлогомъ для безмѣрнаго хвастовства, сущность всѣхъ ихъ разсказовъ. Отступленіе, ужасный вынужденный походъ отъ Шарлеруа до Монъ Мирайля, безъ остановокъ, безъ пищи, безъ опредѣленной цѣли; смѣшавшіеся полки, зуавы, стрѣлки, саперы, раненые, растерянные и падающіе, измученные отсталые солдаты, которыхъ добивали жандармы; сумки, снаряженіе, брошенныя въ канавы, однодневныя сраженія, всегда ожесточенныя, иногда побѣдоносныя — при Гюизе нѣмцы отступили — тяжелый, безпробудный сонъ на откосѣ или прямо на дорогѣ, гдѣ, отдавливая ноги, проѣзжали артиллерійскія повозки, разгромъ булочныхъ и скотныхъ дворовъ, пулеметчики безъ муловъ, драгу вы безъ лошадей, отряды чернокожихъ безъ начальниковъ; заплѣсневѣлый хлѣбъ, который вырывали другъ у друга, дороги, загроможденныя повозками съ мебелью и телѣгами, запряженными быками, съ дѣтьми и плачущими женщинами; пылающія деревни, взорванные мосты; истекающіе кровью, падающіе отъ изнеможенія товарищи, которыхъ приходилось бросать на произволъ судьбы, и непрестанный ревъ германскихъ пушекъ, преслѣдующій трагическія колонны отступающихъ. Отступленіе… въ ихъ устахъ оно превращалось въ побѣду.

— Клянусь тебѣ, что когда мы читали на дорожныхъ столбахъ „Парижъ, 60 километровъ“, это производило на насъ странное впечатлѣніе.

— Особенно на парижанъ, — замѣтилъ Веронъ.

— А потомъ, — закончилъ небрежно Сюльфаръ, какъ банальный эпилогъ прекраснаго разсказа, — потомъ была Марна.

— Помнишь маленькія дыни въ Тиллуа… Сколько мы ихъ натаскали?…

Демаши съ завистью смотрѣлъ на этихъ людей.

— Какъ бы я хотѣлъ быть при этомъ, — сказалъ онъ. — Быть участникомъ побѣды.

— Конечно, это была побѣда, — согласился Сюльфаръ. — Если бы ты былъ тамъ, ты натерпѣлся бы, какъ всѣ остальные, вотъ и все. Спроси у ребятъ, чего имъ только не напѣли въ Эскардѣ… Только, если не знаешь, не надо говорить!.. Все, что объ этомъ писали въ газетахъ — все это сказки. Лучше бы ихъ не читать… Я тамъ былъ, не правда ли, и знаю, какъ все произошло. Такъ вотъ, пятнадцать дней намъ не платили жалованья, съ начала августа… Ну, а послѣ того, какъ мы нанесли послѣдній ударъ, намъ заплатили все сразу, дали каждому по пятнадцати монетъ. Это истинная правда. И если кто-нибудь будетъ говорить съ тобой о Марнѣ, можешь имъ сказать только одно: битва при Марнѣ это такая комбинація, которая принесла по пятнадцати су тѣмъ ребятамъ, которые эту битву выиграли…

* * *
Въ ноябрѣ ночь наступаетъ быстро. Съ наступленіемъ темноты стало холодно и тамъ, въ окопахъ, возобновилась стрѣльба. Мы поѣли супу въ конюшнѣ, присѣвъ на корточки на соломѣ, нѣкоторые взобрались на ясли, спустивъ ноги.

Солдаты разсказывали запутанныя исторіи о всевозможныхъ звѣрствахъ, но новоприбывшіе, воображеніе которыхъ они хотѣли поразить, не слушали: съ разсѣяннымъ взглядомъ, опустивъ головы, они полудремали.

— Пора спать, ребята, — сказалъ Бреваль, расшнуровывая ботинки. — Земляки провели ночь въ вагонѣ.

Каждый занялъ свое мѣсто съ покорностью лошадей, знающихъ свое стойло. Лемуанъ не рѣшался смять свою великолѣпную подстилку изъ свѣжей соломы. — Жаль… Необмолоченный хлѣбъ…

Малышъ Беленъ тщательно, какъ все, что онъ дѣлалъ, приготовлялъ себѣ постель. Чтобы было теплѣе ногамъ, онъ всунулъ ихъ въ рукава своей тужурки, затѣмъ закутался въ свое большое, вдвое сложенное одѣяло, и ловко, какъ рыбакъ, забрасывающій сѣть, накинулъ на себя шинель. Затѣмъ въ маленькомъ отверстіи вязанаго одѣяла показалась его довольная физіономія: Беленъ улегся.

Демаши смотрѣлъ на то, какъ онъ устраивался, но не съ такимъ восхищеніемъ, какъ я, а скорѣе съ ужасомъ.