Загадка чертежей инженера Гурова [Николай Владимирович Томан] (fb2) читать постранично, страница - 4

видно, попался им в лапы…

— И это всё? — удивленно спросил старший лейтенант.

— Нет, что вы, товарищ старший лейтенант! Главное вот что: один из участников диверсионной группы, в которую входил и Василь Кравец, прошлой ночью должен был сесть в десантный самолет и вылететь в Грецию. Дальнейший маршрут его лежал в Западную Украину. Диверсанта этого предполагалось сбросить неподалеку от местечка Лужково. Это где-то юго-восточнее Хуста. Диверсант, так же как и Василь Кравец, — уроженец Закарпатья и хорошо знает эту местность.

Старший лейтенант быстро записывал, изредка бросая испытующие взгляды на Голубева, а когда тот остановился, чтобы немного перевести дух, торопливо спросил его:

— Когда же именно должны сбросить этого диверсанта над территорией Закарпатской области?

— Этого я не знаю! — вздохнул Голубев. — Василю удалось узнать только, что в Лужкове есть местный житель Пенчо Вереш, который должен подать сигнал самолету и организовать приемку диверсанта… Вот и все, что мне известно, — с облегчением закончил Голубев и жадно допил оставшуюся в стакане воду.

— Еще один вопрос, — проговорил старший лейтенант. — Вам известна фамилия диверсанта?

— Зенон Туреница. С ним Василь еще до войны был знаком.

— У вас есть еще какие-нибудь сообщения? — спросил старший лейтенант.

— Это, пожалуй, самое важное, — ответил Голубев. — И потом это совершенно точно, а все остальное, к сожалению, не очень определенно…

— Ну, тогда продолжим наш разговор несколько позже, — заключил старший лейтенант и поспешил сообщить своему начальнику только что полученные сведения.

Сомнения майора Киреева

Майор Киреев, хмуро всматриваясь в отражение своего намыленного густой пеной лица, перебирал в памяти события последних дней.

Внешне все как будто обстояло благополучно. Последняя операция удалась блестяще: иностранный агент Иглицкий, более известный под кличкой Счастливчик, не только сдался майору, но еще и вернул ему чертежи, похищенные у инженера Гурова.

Киреев, однако, все еще не хотел верить в эту слишком уж легкую, как казалось ему, победу. Конечно, положение у Иглицкого было почти безвыходным. Контрразведчики обложили его, как дикого зверя. Он почти не отстреливался: выстрелил всего три раза, да и то, видимо, для того только, чтобы сдержать осаждающих, выиграть время.

Зачем, однако, понадобилось ему это время? Связаться по радио со своим резидентом? Может быть. У него ведь нашли рацию (он и ее сдал при капитуляции).

Но что же он мог сообщить по радио своему резиденту? О безвыходности положения и намерении сдаться советской контрразведке? Едва ли…

А между тем Счастливчик совсем не выглядел побежденным, когда он с поднятыми руками вышел из дачи…

Киреев провел безопасной бритвой по намыленной щеке и поморщился — лезвие издавало какой-то дребезжащий звук, из чего следовало, что оно «не берет». Киреев плотнее закрепил его и принялся за другую щеку.

Отвлеченный на несколько секунд неполадкой с бритвой, майор снова вернулся к прежним мыслям. Он никак не мог избавиться от ощущения, что Иглицкий провел его, обманул. У Счастливчика за плечами был не один год агентурной работы чуть ли не во всех европейских государствах. Такие хищники не сдаются так просто…

Но что же делать со своими сомнениями? Пойти к полковнику Никитину и высказать все? С ним можно, конечно, поговорить откровенно — он чуткий, поймет, пожалуй, причину сомнений, но потребует и более убедительных фактов. А где возьмешь их?

Майор Киреев был человеком деятельным. Он не мог долго предаваться раздумьям. Кончив бритье и критически осмотрев в зеркало свое похудевшее за последние дни лицо, он тщательно протер его тройным одеколоном, надел китель и направился на работу, решив сегодня же еще раз побывать на даче Иглицкого.

…Полковника Никитина тоже весь день беспокоили тревожные мысли о «деле Иглицкого». «Интересно, что думает обо всей этой истории майор Киреев?» — не раз задавал он себе вопрос.

Полковник знал Киреева уже довольно давно. Однажды им пришлось вместе выполнять серьезное задание генерала Сомова. Работа была напряженная, нервная. Полковник Никитин в таких случаях был неразговорчив. Он требовал от своих подчиненных, чтобы его понимали с полуслова, по скупому жесту, по мимике, по выражению глаз. Киреев в такой обстановке был идеальным помощником. Но главное его достоинство заключалось в том, что он умел предугадать очередной ход врага. Это не было, однако, лишь утонченной интуицией, сверхчутьем, которым так любят похвастаться некоторые разведчики. Киреев больше полагался на рассудок, на точные законы логики. К тому же, как истинный контрразведчик, он обладал не только трезвым умом, но и фантазией, дающей возможность предвидеть самый невероятный маневр противника.

Размышления полковника Никитина прервал дежурный офицер, доложивший, что майор Киреев просит принять его по срочному