Врата Атлантиды [Олег Георгиевич Маркеев] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

ходить по пышущей жаром мостовой, захотелось прохлады, хотя бы в нарисованном виде. Пожилой мужчина в тирольской шляпе с пером, ярко зеленых шортах и гавайской рубашке, листая немецко-русский разговорник, пытался выспросить у Корсакова цену красок, ушедших на картину, а также стоимость холста и рамы. Игорь делал вид, что не понимает, оглаживал картину нежными движениями «скупого рыцаря» и твердил, что картина просто «вундербар», «вундершен» и ва-аще «даст ист фантастиш»! При этом он не забывал строить глазки супруге австрийца — гренадерского роста дамочке в смелом полупрозрачном топике без лифчика, цыганской юбке до пят и с вытянутой лошадиной физиономией. В конце концов усилия Корсакова увенчались успехом, и дама, по-матерински улыбнувшись Игорю, что-то резко сказала мужу. Австриец, вздыхая, отсчитал двести пятьдесят баксов. Корсаков быстро упаковал картину, передал ее новым владельцам и приподнял в знак признательности свой неизменный «стетсон». Удаляясь в сторону метро, дама выбрала момент, чтобы, обернувшись, шаловливо помахать Игорю пальчиками, напоминавшими длиной и формой вязальные спицы. Корсаков сорвал шляпу и, прижав руку к сердцу, склонился в глубоком поклоне.

Когда австрийцы затерялись в толпе, он быстро собрал этюдник, сложил мольберт, однако уйти не удалось — коллеги решительно потребовали обмыть сделку. В результате, Корсаков притащился домой, в особняк, в третьем часу ночи, на бровях и, игнорируя домогательства Анюты, чмокнул ее в нос и упал на кровать. Он еще слышал, как она возмущенно фыркнула, и провалился в тяжелый сон, обернувшийся под утро кошмаром…

Допив сок, Игорь прошел в ванную комнату. Две недели, после въезда в новое жилище, рабочие восстанавливали канализацию и водопровод, под присмотром Анюты ставили все удобства, какие положены в современной квартире: эргономичный унитаз, биде, душ и даже джакузи, о которой Корсаков мечтал с тех пор, как побывал у Анюты дома, в Митино. Ванная сверкала зеркалами и никелем и производила на знакомых Игоря неизгладимое впечатление, что было и понятно — знакомые, в основном, ютились в выселенных домах, затерявшихся в Арбатских переулках и такие удобства видели разве что в кино.

Анюта вообще взялась за обустройство квартиры с присущей ей энергией, хотя и без особой выдумки: в спальне, помимо кровати с балдахином, стояла теперь стереосистема, подавлявшая своими размерами, половину одной стены занимал плазменный телевизор. Игорь с трудом отвоевал место возле окна для мольберта. Окно должны были сделать на днях — поставить тройной стеклопакет, а пока Анюта закрыла его фанерой.

— Пусть в спальне будет интимный полумрак, — сообщила она.

— Мне нужен дневной свет для работы, — возразил Корсаков, — и потом, при свете трахаться гораздо интереснее. Лет двадцать, по крайней мере, мне не надоест смотреть на тебя.

— А потом? — Анюта подбоченилась, с вызовом глядя на него.

— Зависит только от тебя: поменьше пива, картошки, сладкого, и ты прекрасно сохранишься для истории. И для меня тоже, кстати.

Однако фанеру на окне пришлось оставить, правда, днем Корсаков ее снимал, но после сегодняшней ночи решил твердо: пусть за окном хоть дождь, хоть град, а воздух будет свежий, насколько это возможно в центре Москвы.

Еще когда только Анюта взялась обустраивать их гнездышко, Игорь заметил ей, что сколько барахла не принеси, когда придут выселять, все выкинут, а скорее, даже не выкинут, а растащат. Анюта, усмехнувшись, успокоила, заявив, что Сань-Сань, как она называла отца, выкупил половину особняка у прежних владельцев. Половину Кипра выкупил, а теперь за Москву взялся, с некоторой гордостью за родителя, сказала она. При случае Игорь решил поинтересоваться, как Александр Александрович связался с владельцами, поскольку помнил, что особняк принадлежал организации, которой он передал колоду карт таро Бафомета и продал свои картины из цикла «Руны и тела» См. роман «Черное таро»… За картины, кстати, заплатили очень прилично. Пожалуй, таких денег Игорь не получал ни за одну свою работу даже в лучшие времена. Как раз хватило, чтобы отдать деньги Пашке Воскобойникову за разбитую месяц назад «Ниву» См. там же…

Корсаков поплескался под душем — джакузи уже приелась, тем более, что в одиночку полоскаться в объемистой ванне было неинтересно. Вытеревшись насухо, он сделал пару бутербродов с сыром, сварил кофе и устроился в кресле-качалке. Сегодня он решил отдохнуть — на деньги, полученные с австрийцев, можно было два-три дня посачковать. Тридцать баксов ушло на обмыв картины, но тут уж ничего не поделаешь: не хочешь прослыть жлобом, проставляйся с выручки.

Закурив, он выпустил пару колец, лениво проследил, как они плывут по комнате. Несмотря на душ и завтрак, слабость, нахлынувшая после кошмарного сна, еще не прошла. Делать ничего не хотелось, хотя и следовало бы поработать — написать пару картин для разнообразия. Что бы такое изобразить? Что-нибудь не очень сложное, не требующее душевных