Братья Карамазовы [Федор Михайлович Достоевский] (fb2) читать постранично, страница - 4

карамазовский «безудерж» — неистовство Дмитрия Карамазова, скандальное юродство Федора Павловича. Именно они, отец и сын — самые страстные и самые сладострастные «карамазовцы», — первыми вовлекаются в драматическое, «вихревое» движение событий.

Отвлеченные прения в тихой скитской келье чем дальше, тем больше насыщаются эмоциональным содержанием непримиримых конфликтов, сложных человеческих взаимоотношений с их бурными страстями, ложью и ненавистью, — и завершаются настоящим скандалом.

Читателя охватывает напряженная, тревожная атмосфера надвигающейся неотвратимой развязки спутавшихся отношений в «нестройном» карамазовском семействе.

И ясно, что эта развязка, этот взрыв будет результатом непримиримого столкновения отца и сына — Федора Павловича и Дмитрия. Ведь, наверное, именно такой «взрыв» пророчит земной поклон старца Зосимы буйному и беспутному Митеньке Карамазову. «Уголовщину пронюхал», — грубо, но проницательно комментирует этот поклон, поразивший всех сошедшихся в келье старца участников «неуместного собрания», «семинарист-карьерист» Ракитин.

«Имея в виду свои особые расчеты», явно провоцирует, подогревает яростные вспышки Дмитрия Федор Павлович, но — жрец и жертва какой-то фантасмагорической, беспредельной, «вселенской» лжи, в своем артистическом, часто даже бескорыстном служении идолу лжи — теряет меру, преступает опасную, может быть, роковую черту. Когда он вызывает сына на дуэль «через платок… через платок», когда выкрикивает страшное слово «отцеубийца», — он юродствует, представляется, лжет, не веря, наверное, ни в возможность дуэли, ни в то, что Дмитрий убьет его. Он ходит по краю пропасти и, возможно, со сладострастьем ощущает это.

Желание убить отца — после всех его цинических выходок, постоянного и нарочитого поругания всего святого — завладевает Дмитрием и все усиливается и нарастает. «Личное омерзение», ненависть к «лицу» развратного «патриция» охватывает Дмитрия: «Зачем живет такой человек?» Дмитрий скажет потом, уже после убийства: «…мне не нравилась его наружность, что-то бесчестное, похвальба и попирание всякой святыни, насмешка и безверие…»

Впрочем, Федор Павлович удержался бы в должных границах и Дмитрий не воспылал бы к отцу «безудержной» ненавистью, если бы дело шло лишь о деньгах. Федор Павлович дал бы «капитану», как это бывало и раньше, тысячу-другую, лишь бы тот поскорей убрался с глаз долой.

Но соперника — не в любви, а в сладострастии — «Карамазов» вынести не в силах.

«Карамазов» не только поэт лжи, он — истинный поэт и жертва сладострастия. Он не просто развратничает, он любит, он поэтизирует грязь разврата, он находит особую «эстетику» в нравственных «переулочках», где обитают «босоножки» и «вьельфильки». Есть много сходного в откровенностях отца и сына на эту тему. Исповедь Дмитрия о его офицерских подвигах предваряет нарочито, умышленно цинический рассказ Федора Павловича об утонченном наслаждении, с которым он доводил свою «кроткую» жену-юродивую до припадков кликушества.

«Сладострастники» — так и называется книга романа, в которой анатомируется душа Карамазова-отца. Но кульминацию, вершину этой книги составляет исповедь другого сладострастника — Дмитрия.

В яростной, почти истерической перепалке Дмитрия и Федора Павловича в келье старца Зосимы мелькнул впервые образ той женщины, что «столкнула лбами», но собственному характерному выражению Дмитрия, отца и сына. Еще не появившись «на сцене» романа, она, «инфернальница» Грушенька, оказывается самым активным действующим лицом: по ее вине трагическое соперничество обостряется до предела.

Страсть их так велика, что только помани их она — содержанка купца Самсонова, «тварь», как кричит в гневе Катерина Ивановна, невеста Дмитрия, — тотчас и тот и другой готовы под венец. И тут уж три тысячи Федора Павловича, которые Дмитрий считает своими, приобретают особое, воистине роковое значение. За три тысячи хочет купить Грушеньку Федор Павлович: пакет, их содержащий, хранится с некоторых пор в его спальне.

Но именно три тысячи нужны и Дмитрию: от них, оказывается, зависит вся его судьба.

Как сладострастник, как поэт моральных «переулочков», Дмитрий «равен» отцу своему. Но все дело в том, что Дмитрий не только сладострастник.

Дмитрий способен любить, в любви он ищет обновления.

Впрочем, такой моральный выход, выход к возрождению, не закрыт и для Федора Павловича. Ведь он все больше и больше ощущает потребность в «другом человеке», потребность, которая в нем борется с привычным эгоизмом. Ведь полюбил же он, способен был полюбить Алешу. Может быть, и Грушенька стала бы для него не только «инфернальницей», в «изгиб» тела которой можно влюбиться до безумия, но таким — «другим человеком».

В родной городишко, к отцу, — после долгих скитаний и многих падений, — приводит Дмитрия не только желание покончить денежные дела, но постоянно жившая в нем надежда на