Русская эпиграмма [Составитель: В Васильев] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

появилась в конце XVI столетия, что ей отдали дань почти все украинские поэты XVII — первой половины XVIII века, связанные с киевской школой, и что в этом жанре особенно ярко блеснул Иван Величковский (ум. 1701), который переводил на книжно-славянский язык неолатинского поэта из Англии Джона Оуэна и сочинил много оригинальных эпиграмм (они сохранились в рукописных сборниках 1670—80-х годов). Что-то из стихов наверняка попадало в Московию хотя бы через Киево-Могилянскую академию, поставлявшую культурные кадры всему восточнославянскому региону.

А у белоруса Симеона Полоцкого, царем Алексеем Михайловичем приглашенного в Москву на постоянное жительство, находим первые эпиграмматические опыты, созданные под небом России. Его «Вертоград многоцветный» и по названию, и по содержанию примыкает к барочным

9

«Садам» современных ему польских поэтов Кохановского и Потоцкого, которые также вырастили немало фрашек (фраш-ка в Польше — род эпиграммы). Не следует только забывать, что в те времена унаследованная от античности эпиграмма понималась шире, чем сегодня. По тогдашним представлениям, у Симеона Полоцкого эпиграмм предостаточно, но в поисках истоков именно сатирической эпиграммы нам хочется знать, существовала она тогда или не существовала. Для этого проведем некоторые сопоставления. Возьмем двустишие Лермонтова «Тот самый человек пустой, // Кто весь наполнен сам собой», одну из надписей Карамзина на статуе Купидона «Любовь — анатомист: где сердце у тебя,// Узнаешь, полюбя» и двустишие Симеона Полоцкого «Огонь есть со сеном — инок со женами, //Не угасимый многими водами». Приведенное выше двустишие Лермонтова и два ему подобных («Есть люди странные…» и «Стыдить лжеца…») включены в только что переизданную «Библиотекой поэта» (Большая серия) «Русскую эпиграмму». Однако того же типа карамзинские «Надписи на статую Купидона» (см. на с. 93) и весь Симеон Полоцкий оказались за пределами книги, поскольку «Библиотека поэта» решила изъять из предшествующего издания все, что не подходит под понятие сатирической эпиграммы.

Сразу возникает вопрос: что подходит и что не подходит под понятие сатирической эпиграммы? Наша «Краткая литературная энциклопедия» (т. 8, стлб. 914) в числе ее признаков, кроме краткости и сатиричности, о чем уже говорили и мы, называет конкретность (т. е. «стихи на случай»). Этот третий признак ни к одному из только что приведенных стихотворений не подходит. Но, на наш взгляд, он вовсе не обязателен. Согласно зарубежным энциклопедиям, эпиграммой называется, как правило, небольшое стихотворение, изящно и афористично выражающее какую-нибудь мысль и заканчивающееся пуантом, в настоящее время чаще всего сатирического характера. Исходя из такого определения, думается, самого правильного, рассмотренные стихотворения следует признать юмористическими (карамзинские «Надписи на статую Купидона») и сатирическими эпиграммами (Лермонтов и Симеон Полоцкий)

Если даже кто-то с нами не согласится и в качестве абсолютного доказательства потребует сатирических «стихов на случай» в рамках XVII века, то и здесь найдутся примеры. Это хотя бы разговор философа Диогена с его учениками о том, как его хоронить, у Симеона Полоцкого и у Евфимия Чудовского двустишие по случаю выхода в свет сборника проповедей Симеона Полоцкого «Обед душевный».

Любопытно еще вот что: эти стихотворения XVII века дают представление о двух основных типах сатирических эпиграмм, на которые, по нашему мнению, делится рассматриваемый жанр. К одному типу принадлежат эпиграммы-остроты. Они предельно кратки, как, например, двустишие Евфимия Чудовского. В качестве пуанта в них используются разные намеки, каламбуры, игра слов и другие хитроумные приемы. За молниеносность их можно было бы назвать блиц-эпиграммами. В XVII веке их успешно применял на практике и ратовал за них в теории законодатель французского Парнаса Буало. В своем трактате «Поэтическое искусство» он резюмировал:

Стих эпиграммы сжат, но правила легки:
В ней иногда всего острота в две строки.
(Перевод Э. Липецкой)

Немецкий просветитель Лессинг обосновал иной тип эпиграммы. Свои наблюдения он проводил в XVIII веке, но материалом ему служило творчество многих эпиграмматистов, начиная с Марциала. Идеалом эпиграммы Лессинг считал эпиграмматическую сказку (от французского термина conte épigrammatique). Он обратил внимание, что она обладает мини-сюжетом, чем несколько напоминает басню. Однако между эпиграмматической сказкой и басней существует различие: композиционно той и другой свойственно двухчастное построение, но в басне вторая часть логически вытекает из первой (вспомним хотя бы эзоповский сюжет с вороной и лисицей), в эпиграмматической же сказке после всех перипетий должен последовать неожиданный «выстрел» (пуант). Чтобы поразить жертву с наибольшим эффектом, автор ведет читателя в ложном направлении и лишь в заключительной фразе, иногда даже в последнем