Тропой священного козерога, или В поисках абсолютного центра [Владимир Джа Гузман] (fb2) читать постранично, страница - 2

совсем в никуда. За месяц до этого в Душанбе из Таллинна отправились Эдик Малыш и Родригес. У Эдикова брата-медика был там какой-то знакомый по университету, тоже медик. Звали его Коля, и мы с Эдиком договорились, что как-нибудь сконтачимся через него. Пространства, пересекаемые составом по пути в припамирский рай, полны космогонического символизма и соответствуют магическим климатам древнего натурфилософского учения исмаилитов.

Мой трансконтинентальный тур начинался у «финских скал» балтийского побережья, у крайней кромки атлантических вод, из которых встает гигантский скалистый утес рыцарского запретного города — исторического ядра Ревеля-Таллинна. Пространство между бухтами Финского залива и Валдайской возвышенностью представляет собой типично прибалтийский ландшафт — хвойный лес с выходом на белые ливонские пляжи. Далее идет более светлая сухая и теплая полоса лиственных лесов с русскими березами и бесконечными голубыми наличниками. Этот классический шишкинско-тургеневский пейзаж заканчивается тамбовскими лесами, за которыми открываются приволжские степи — бескрайние пространства с низкорослой растительностью, переходящие в засушливую казахстанскую целину.

Единственные объекты, бросающиеся в глаза на протяжении полутора суток, в течение которых поезд пересекает Казахстан, — это гигантские кладбища. Форма и размеры многочисленных мавзолеев заставляют новичка принимать поначалу все видимое за реальные города: купола с изящными полумесяцами, зубчатые стены, мощные порталы с куфической вязью и каменными чалмами... Города мертвых — как в Древнем Египте — в затерянных пространствах континентальной Евразии... И как в Африке — верблюды! Впервые верблюда за пределами зоопарка я увидел именно здесь, в Казахстане. В Приаралье в те времена местные жители еще продавали пассажирам с транзитных поездов свежую рыбу. Странно было видеть, как в ночи, из полупустыни, к поезду выходят, подобные аидовым теням, рыбари с отменным уловом.

Казахские степи постепенно превращаются в туркменские Черные пески — Каракумы. Когда поезд вошел в область этих песков, стало чудовищно жарко. Все окна нашего плацкартного вагона были задраены, и солнце палило сквозь стекла нещадно. Воды в баке не было — всю выпили! Некто вез несколько ящиков с живыми кроликами. Животные от жары и жажды загнулись с почему-то вспученными животами. Кто-то сказал, что травы якобы не той хозяин накануне нарвал: «Не в коня корм!» После случая с кроликами с одним из пассажиров случилась истерика. Видимо, увидев во вздутых тушках недобрый знак, он бросился выбивать закрытое на ключ окно. Другие стали ему помогать. Как только стекло было ликвидировано, в вагон ворвался удушающий огненный вихрь пустыни, так как воздух снаружи оказался значительно горячее, чем изнутри. В итоге стало еще хуже, но зато выбросили из вагона дохлых кроликов. Все дурели от жары страшно, но постепенно забылись. Оставалось мучиться всего одну ночь. Земля обетованная приближалась.

Проснувшись наутро, я с удивлением увидел за окном сельскую жизнь Средней Азии: бесчисленные глиняные дувалы, зелень во дворах, высокие конусы деревьев, широкие поля, сельхозтехника, декхане с мотыгами и в тюбетейках, девушки в шелковых платьях... Все было дико интересно. Я представил себе, что уже еду по территории Бухарского эмирата. До Душанбе оставалось около часа пути. Неожиданно в окне появилась горная гряда, потом еще одна, и еще... Мы въехали в Гиссарскую долину. И ландшафт, и внешний облик населения резко изменились. Появились бабаи с длинными бородами, в чалмах и стеганых халатах-чапанах, подпоясанных пестрыми платками-сюзанэ. Девушки носили шаровары. В общем, народ выглядел несравненно ярче и оригинальнее, чем во всех предыдущих ландшафтных поясах. С удивлением я обнаружил, что очередной бабай, привлекший мой взгляд, шагает уже по перрону душанбинского вокзала. Ну что ж, хуш омадед!

3. Душанбе — город кайфа

Первое, что я увидел, ступив на древнюю согдийскую почву, были Эдик с Родригесом, висевшие на подножке последнего вагона стоявшего на соседних путях поезда, готового вот-вот отправиться. «Эдя!» — крикнул я Малышу. Меня заметили, показали знаками, мол, иди быстрее. В этот момент состав тронулся.

— Вова, мы уезжаем в Крым! Вот это Коля. Тут круто! Приезжай потом в Крым!..

Последние слова Малыша заглушил свисток отходящего экспресса Душанбе—Лазурный берег. «Ну вы, ребята, схакуете!» — подумал я, но сообщить этого ни Эдику, ни Родригесу уже не мог.

Коля оказался вполне приличным молодым человеком. С ним была еще пара молодцов, и один из них — Саша по кличке Ворона — предложил мне поселиться на время у него. Ну что ж, why not? До Вороны мы дошли минут за десять. Он жил на улице Коммунальной, параллельной проспекту Айни, недалеко от корпусов местного университета — что на полпути между площадью Айни и поворотом на аэропорт. Во дворе дома располагалось нечто вроде