2medicus: Лучше вспомни, как почти вся Европа с 1939 по 1945 была товарищем по оружию для германского вермахта: шла в Ваффен СС, устраивала холокост, пекла снаряды для Третьего рейха. А с 1933 по 39 и позже англосаксонские корпорации вкладывали в индустрию Третьего рейха, "Форд" и "Дженерал Моторс" ставили там свои заводы. А 17 сентября 1939, когда советские войска вошли в Зап.Белоруссию и Зап.Украину (которые, между прочим, были ранее захвачены Польшей
подробнее ...
в 1920), польское правительство уже сбежало из страны. И что, по мнению комментатора, эти земли надо было вручить Третьему Рейху? Товарищи по оружию были вермахт и польские войска в 1938, когда вместе делили Чехословакию
cit anno:
"Но чтобы смертельные враги — бойцы Рабоче — Крестьянской Красной Армии и солдаты германского вермахта стали товарищами по оружию, должно случиться что — то из ряда вон выходящее"
Как в 39-м, когда они уже были товарищами по оружию?
Дочитал до строчки:"...а Пиррова победа комбату совсем не требовалась, это плохо отразится в резюме." Афтырь очередной щегол-недоносок с антисоветским говнищем в башке. ДЭбил, в СА у офицеров было личное дело, а резюме у недоносков вроде тебя.
Первый признак псевдонаучного бреда на физмат темы - отсутствие формул (или наличие тривиальных, на уровне школьной арифметики) - имеется :)
Отсутствие ссылок на чужие работы - тоже.
Да эти все формальные критерии и ни к чему, и так видно, что автор в физике остановился на уровне учебника 6-7 класса. Даже на советскую "Детскую энциклопедию" не тянет.
Чего их всех так тянет именно в физику? писали б что-то юридически-экономическое
подробнее ...
:)
Впрочем, глядя на то, что творят власть имущие, там слишком жесткая конкуренция бредологов...
народец, — ворчала Глебовна, подавая фельдшерице воду, полотенце, лед, грелку. — Окаянный народец, на ладан дышит и хоть бы словечко.
— Стародубки бы запарить ей. Слышишь, Глебовна?
И Глебовна исчезла куда-то.
Целый день Марфа Пологова, дядловская фельдшерица, просидела у постели больной, а уходя, сказала:
— Глаз нужен за ней, Глебовна. Материнский глаз. Может, и выживет.
Две недели Глебовна выхаживала свою постоялку. За день пять-шесть концов, бывало, делала от фермы, где работала, до дому, чтобы поглядеть больную, накормить Алешку. А уж ночью вся тут: спит и не спит, чуткая, как птица.
Высохла, почернела Глебовна за эти недели. А говорить, казалось, совсем разучилась.
Только-только начала было поправляться Ольга, как в скарлатине пластом слег Алешка. Болел он тяжело, в жарком беспамятстве исходил, таял. Глебовна — неверующий человек, но разум ее настойчиво цедил черную мысль: «За мать, должно, приберет господь мальчонку».
И чем безнадежнее становился Алешка, тем большей жалостью проникалась к нему Глебовна.
Однажды ночью она проснулась от каменной, давящей тишины. В предчувствии чего-то неосознанного, но жуткого она остановила дыхание и вдруг не услышала всегда тяжелого, надсадного хрипа Алешки. «Помер. Помер», — обожгла ее догадка. Глебовна метнулась к сундуку, на котором спал Алешка, и крикнула на весь дом:
— Ольга! Алешка-то…
— Что там, Глебовна?
— Полегчало, говорю, Алешке. Ах ты, окаянный народец. — И Глебовна вытерла пот на своем лице. Мальчик спал глубоким, ровным сном.
Здоровье Алешки и в самом деле пошло на поправку.
Как-то в полдень Глебовна прибежала с фермы проведать своих больных. Мартовское небо было чистое, синее и бездонное. В немыслимо великой синеве сияло молодое солнце. Пахло притаявшим снегом, печной золой, согретым деревом. И по тому, как светило солнце, и по тому, как пахло золой, и по тому, как кричали воробьи, чувствовалась радостная, нетерпеливая тревога весны, жизни. Глебовна шла по двору, и в морщинках глаз ее угрелась тихая улыбка.
— А вот и мы, Глебовна, — окликнула ее Ольга, сидевшая вместе с Алешкой на бревнах у солнечной стены бани. Алешка выпрастывал смеющийся рот из теплого тряпья и тоже кричал:
— Тетка Хлебовна, смотри, весна!
— Ах, окаянный народец, уже выползли. Припекло им. Ну-ко, домой.
Много сил отдала Глебовна маленькой горемычной семье Мостовых. Из материнской потребности болеть за кого-то, кого-то журить и опекать прикипела она к чужим людям, и стали они ей роднее родных. Была она с ними все та же, с виду сурова, немногословна.
Ольга с прежней почтительностью побаивалась ее. Зато Алешка совсем не брал во внимание норов хозяйки.
Каждый год, с приходом тепла, Глебовна пасла колхозных телят. Она выгоняла их на Обваловское займище, богатое разнотравьем. На одной стороне займище граничило с мокрым лугом, а на другой — подходило к опушке березового лесочка. Поскотина от лесочка к лугу имела небольшой наклон, и Глебовна, сидя где-нибудь под березкой, могла видеть всех своих телят, разбредшихся по займищу. Сюда к Глебовне после уроков прибегал Алешка. Уставший, он падал возле Глебовны на траву, разметывал руки и лежал, глядя в небо, пока не отходило загнанное сердчишко.
— Ах, Алешка, Алешка, — легко вздыхала Глебовна, кося на мальчишку улыбчивый глаз. — Ну погляди, как ты уходился, будто волки за тобой гнались. Лучше бы грядку, что у бани, вскопал…
— Вскопаю, вскопаю, Хлебовна…
Скоро Алешка убегал домой и добросовестно работал, обливаясь потом. Глебовна не хвалила его, но вечером, за чаем, непременно подсовывала ему что-нибудь повкуснее: или краюшку поджаристую, или яичко, а иногда и комочек сахару. Алешка понимал эту доброту, и между ними крепла тонкая и нежная связь.
Однажды вечером Глебовна пришла с работы и, как всегда лучисто улыбаясь только одними глазами, сказала Алешке:
— Пойди-ка, окаянный народец, что я тебе принесла. Только ноги, смотри, осторожнее.
На днях Глебовна увидела, как Алешка, взяв тяжелую тупую косу, сек с плеча крапиву за огородом. Увидела и вдруг с трепетной лаской вспомнила свое трудное, работящее детство. Память оживила не что-нибудь, а тот солнечный день, когда Глебовна девчонкой встала в ряд с бабами грести сено, и в руках у ней были маленькие, сделанные отцом грабельки. Анна Глебовна хорошо помнит, как она не могла спать накануне покоса: ей все не терпелось скорее начать работать своими ловкими грабельками. Сколько было радости в этом ожидании! И была гордость, что она, Нюрка, совсем уже взрослая, сама работница. Это завтра увидят все.
Память и подсказала Глебовне раздобыть Алешке косу-маломерку, какие совсем перевелись в Обвалах. Пришлось сходить в Дядлово, поспрашивать там, и отыскалась такая коса у конюха Захара Малинина. Сама коса, много ли она стоит! Но конюх Захар Малинин насадил ее на косовище, отбил, и уж вместе с работой она вытянула на поллитровку.
Глебовне было приятно, что
Последние комментарии
18 часов 1 минута назад
18 часов 19 минут назад
18 часов 28 минут назад
18 часов 30 минут назад
18 часов 32 минут назад
18 часов 50 минут назад