Технонекрофил [Елена Владимировна Клещенко] (fb2) читать постранично, страница - 5

Массачусетсам, тридцатилетних же и сорокалетних почти не будет. Да, возраст. И бодрая суета вокруг. Конференция, что ли, подумал он, или чей-то юбилей? И тут же вспомнил, что так было всегда — каждый день. Полно народу, очереди в каждой из четырех столовых, борьба за рабочее пространство в лаборатории…

На него с любопытством глянула молодая особа — лет двадцать пять, без макияжа, на затылке сооружен начес. Узнала? Каким образом?..

— Вам плохо?

— Мне? Нет-нет. Просто задумался. Один момент… — Он запустил пальцы в карман ковбойки — хоть бы был здесь… Ага, вот: квадратик стикера с котенком. — Вот. Это для вас из одной далекой страны.

— Ой, спасибо. У вас пуговица на рубашке оторвалась!

Хихикнула и убежала.

Спасибо, сказал он ей вслед. Девчонка такая веселая. Влюбилась, наверное. И ребята с книжкой тоже, и Туманян… У нас такие довольные физиономии бывают только на фуршетах… «Скажу, что ты кретин. — Почему? — Где у тебя тут турбуленция?.. — Стой, стой… — Нет у тебя турбуленции. Вот я и говорю: кре…» — собеседники скрылись за дверью в коридоре. Да-а. А второй-то не обиделся. Ничто, как говорится, не слишком: ни радость, ни откровенность, ни критика. Не принята была политкорректность, и дурака называли дураком, а не представителем интеллектуального большинства… Я-то думал, это аберрации памяти — что прошедшее время представляется много радостней настоящего.

Глупо выходит. Ведь это же мой институт, и я теперь чужой на этом празднике жизни. Чужой среди своих. Этот мир меня больше не примет.

…А собственно, почему нет? Можно симулировать потерю памяти. Как это делается — просветился в свое время. Ну не съедят же меня! Положат в больницу, накачают уколами… пусть: даже если я буду рассказывать чистую правду, примут за бред. Если честно перескажу им события последних двух-трех лет своей жизни, даже самый патологически бдительный сотрудник органов в такое не поверит. В дурку можно загреметь? Да вряд ли. Просплюсь от укола и продемонстрирую полную ремиссию: простой советский человек, знать не знаю никаких российских президентов, никаких депутатов от компартии в нижней палате Думы, никаких персональных вычислительных машин и отношусь к подобному бреду критически. Пускай сочинят мне биографию, оформят документы. Устроюсь работать, получу диплом на вечернем или сдам экстерном, если сейчас это практикуется. Сюда, ясное дело, с перерывом в биографии не возьмут, но, скажем, в Крольчатник… Да хоть обозревателем в «Науку и мысль», хоть тушкой, хоть чучелком, но здесь! Среди своих!

Вдруг он понял, что обдумывает это на полном серьезе.

Все-таки спятил. Влияние хроноперехода на нейронный метаболизм… Нет, ну чем черт не шутит? Сейчас же уйти, сделать то, зачем приехал, а потом — взять ломик и несколькими ударами обезвредить дивное творение гениального механика. А можно и без ломика и без лишнего пафоса — как-никак, жалко коллекцию, просто по-тихому демонтировать, а потом уже идти сдаваться, звонить по 02 и 03. Ну и что, что работать без компьютеров; намучаюсь с черновиками, отвык уже «печатать», а не «набирать», от машинки руки будут болеть — наплевать. Вот если историю партии снова придется учить, это хуже. Да, может, и не заставят: кому это надо — насиловать датами съездов слегка ненормального пожилого студента-вечерника, сдавал бы физику с математиками, и ладно. В крайнем случае приду с коробкой конфет… или нет, это практиковалось позже. В общем, прорвемся.

Пойду работать. Запишусь в турклуб, поеду в Крым. Заведу новых друзей… Споры на кухнях, и о чем бы ни зашла речь — о политике, о литературе или науке, об атеизме — ты принужден помалкивать и неопределенно улыбаться, вечно в роли взрослого среди детей. И в лаборатории — ты, техник или лаборант, вносишь посильный вклад в решение проблемы, решенной двадцать лет назад. Удастся тебе разделить энтузиазм окружающих?.. Нет, все-таки — нет.

Видно, прав зануда грек: в одну и ту же реку не войти дважды. Либо река высохнет, либо что-нибудь в нее сольют, либо врачи запретят плавать.

Он бросил сигарету в урну и встал. Приступ ностальгии благополучно прошел, а время не ждало.

— Прошу прощения, могу я видеть Арнольда?

— Арнольда? Можете. Темка, а Темка! К тебе!

Из недр технического отдела явился… Да, вот когда понадобились нечеловеческие усилия, чтобы сохранить пристойное выражение лица. Во-первых, Арнольд-Арнольдик (в детстве Артем) запомнился совсем не таким. Работник он был классный, но когда система принуждает менять работу на спирт, работа кончается быстрее. Но сейчас из-за шкафа вышел не пропитой дядя, а стильный молодой человек. Во-вторых и в главных, брючки-клеши и башмачки-копытца в 2002 году носили, как правило, юные худенькие девушки, и, по мнению хронопришельца, этот наряд не гармонировал с толстыми сине-выбритыми щеками товарища инженера.

Стараясь не разглядывать Арнольдовы клеши и не скалить зубы, он принялся врать. Он новый лаборант Серебровского и должен пройти инструктаж