Открытка [Антон В. Шутов] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

ехать, успеть, поговорить с Ниной Васильевной, узнать, что случилось.

Я ехал в автобусе, вцепившись в бумагу, рассеянно разглядывая почтовый штамп на конверте, перечитывая текст. Этот почерк я уже давно считаю родным. И слова для неё очень характерные.

Возвращаюсь мыслями в один из дней, когда я, детсадовского возраста, барабаню в дверь на четвёртом этаже, Нина Васильевна отпирает, а я слёту спрашиваю её насчёт смысла непонятного слова, которое услышал от взрослых мальчишек. Нина Васильевна не успевает скрыть реакцию растерянности, после этого меня ещё больше интересует сила этого необыкновенного, но звучного и хлёсткого слова. Она предлагает найти определение в огромном словаре. Мы долго копаемся среди тысячи страниц и мелких строчек. Я ещё не знаю, что слова мата никак не могут поместить в советский энциклопедический словарь. Наконец Нина Васильевна закрывает книгу, пожимает плечами. Я покорно соглашаюсь с её выводами на счёт того, что если такого слова нет в огромном словаре, значит такого слова нет в природе вообще.

На нужной остановке я выпрыгнул из автобуса, почти бегом промчался по тонкой асфальтовой дорожке под балконами вдоль дома к родному двору. Мы переехали уже четыре года назад, но я всё это время всё равно приезжал, чтобы навестить Нину Васильевну, вот и сейчас, стараюсь успеть.

Взлетел по ступенькам с бешено колотящимся сердцем до четвёртого этажа, вдавил кнопку звонка и замер. Стоял не шелохнувшись, сжимал зубы и представлял, что сейчас мне откроет дверь незнакомый человек и скажет…

— Здравствуй. — удивилась Нина Васильевна. — Заходи, дорогой друг…

Я молча вошёл в прихожую, сбросил кроссовки и прошёл в комнату, руки дрожали, всё ещё не мог отдышаться.

— А я… — взмахнул я рукой, в которой держал конверт с открыткой. Стоял и больше не знал, что сказать.

— С днём рождения тебя я не поздравила, как должно было. — грустно проговорила Нина Васильевна. — Но подарок приготовила.

— Я подумал, что… — снова начал я, подыскивая слова. — Я открытку получил.

— Вовремя пришла? — спросила она и чуть прихрамывая отправилась на кухню ставить чайник.

— Вовремя… — выдохнул я еле слышно.

В квартире стояла тишина. Николай Григорьевич видимо куда-то ушёл.

— Нина Васильевна, — рванулся я вслед за ней. — Как у тебя здоровье, что нибудь случилось?

— Нет, ничего не случилось. — ответила она из кухни. — На здоровье пожаловалась бы, но не дело это, чтобы тебе слушать про такое.

Я вошёл на кухню и присел на краешек табурета. Теперь на сердце отлегло, я уже успокоился и был счастлив видеть живую и невредимую Нину Васильевну. Может быть такие моменты в жизни очень нужны, когда ощущаешь настоящую ценность и любовь к человеку.

— Твоя открытка, — протянул я ей конверт и добавил чуть слышно. — Почему она подписана не с той стороны?

Нина Васильевна подхватила очки с холодильника, потом взяла открытку в руки.

— Да я думала подписать как обычно, с нужной стороны, — сказала она вглядываясь в рисунок и текст поздравления. — Но решила подписать здесь. — Она торжествующе посмотрела на меня. — Чтобы ты читал открытку и видел цветы. Вот такой замысел!

Я оторопело смотрел на Нину Васильевну. Она действительно иногда придумывала странные и удивительные вещи. В детстве научила меня разговаривать со звёздами, задавать им вопросы и считать за должное, что пока не получал на них ответа.

— Тебе нравятся цветы? — спросила она демонстрируя мне ирисы. — Это ирисы, очень красивые они, не правда ли?

Открытка чуть подрагивала в её руках. Мне отчего-то стало очень жаль пожилую Нину Васильевну, захотелось встать с табурета, обнять её. Но я сидел на месте, нешелохнувшись, всё ещё был захваченным остатками волнения.

— Я теперь понял. — осторожно сказал я и покачал головой. — Это твой финт такой.

— Чего? — Нина Васильевна посмотрела на меня поверх очков. — Что это значит?

— Ну… — я развёл руками. — Финт. Это присказка такая. По-другому: штучка, искусный поворот, или ещё как.

Она улыбнулась.

— Придумываешь тут сидишь. Чай пить где будем?

А потом мы пили чай, долго разговаривали. Я всё хотел рассказать её как я получил открытку и что подумал, и как спешил сюда. Но у меня просто не хватило смелости и ещё какого-то внутреннего ресурса.

Мы попрощались, я довольный и успокоившийся спускался по ступенькам, возвращаясь домой.

Тогда я ещё не знал, что Нина Васильевна уже несколько месяцев скрывает от меня страшный и неотвратимый диагноз, который заберёт её из жизни навсегда спустя совсем недолгое время. Фиолетовые ирисы тогда рассказали всё об этом, но мне показалось, будто бы я ошибся в своих чувствах.

А она, я уверен, стояла, чуть приоткрыв занавеску, и украдкой смотрела мне вслед. Точно также, как спустя всего лишь полгода я буду стоять рядом с этим домом и сжав зубы буду смотреть на четвёртый этаж, где уже не светится осиротелое окно квартиры, ставшей родной за пятнадцать