Мажор [Алексей Анатольевич Федорочев] (fb2) читать постранично, страница - 13

благословление. И я подозреваю, что его убили только для того, чтобы он так и не сформулировал во всеуслышание этот последний постулат. Как бы ни утверждали, что напали на него случайные грабители.

- По твоей логике, когда люди умирают с лозунгом "За веру! За царя! За отечество!" - это самый верный путь для усиления способностей императора! - выпалил я на его откровения.

- Приятно удивлен, - наклонив голову, отец снова изучающе прошелся взглядом по мне, - Чтобы додуматься до этого вывода, мне потребовалось около двух лет.

Пораженно вскинулся. Не ожидал, что мой скоропалительный комментарий попадет в яблочко.

- В тридцатые у Бейшко было много последователей. Но когда пришло понимание, что метод срабатывает далеко не всегда, даже наоборот - исключительно редко, многие от него отреклись. Сам понимаешь: если творить добро не по велению души, а в расчете на корысть, то разочарование наступит быстро. Еще раз повторюсь: люди - эгоисты. К тому же есть несколько ограничений на этом пути: во-первых, всё та же адресность. Умирая за кого-то, человек должен умирать за конкретную личность, а не за абстрактную высшую справедливость или мир во всем мире. Во-вторых, потенциальный рост резерва не бесконечен. На наше счастье правящая династия стара и сильна, чтобы пользоваться этой уловкой, иначе бы мы не вылезали из войн. И в-третьих...

Отец отвлекся, потому что Николай забарабанил в дверь.

- Петр Исаевич, к вам посетитель!

- Потом как-нибудь поговорим еще. Просто знай: иногда добрые дела воздаются сторицей и не в загробном мире. Поэтому, если можешь кому-то помочь, лучше помоги.

Май, это не только последний месяц учебы, это еще и контрольные с экзаменами. За оценки я особо не волновался - все же учителя помнили, кто попечитель школы, и уж на четверку-то всегда меня вытягивали. Но тут вдруг закусило, захотелось доказать что сам по себе что-то стою, да и вступительные в университет принимать на общих основаниях будут. Отец наверняка своему другу напишет, но лучше и самому постараться.

Оглянуться не успел, а уже стою в строю таких же выпускников с аттестатом, разглядывая бумажный вкладыш. Неплохо, в общем-то. Оценки я и так знал, но приятно было посмотреть на листок, где четверок с пятерками было где-то поровну.

- Мин херц! Загудим?!! - хлопнул по спине Сашка, отвлекая от мыслей.

- На выпускном? - скуксился я, - Под бдительным оком директрисы? Ты сам-то веришь?

- А мы после! Девки сессию тоже сдали, завтра звали отметить это дело! Мадемуазель Антонина просила передать, что соскучилась! - заговорщицки подмигнул он.

- Ха, тогда и нормально подготовиться успеем!

Как мы гудели! Не чета унылому выпускному балу, с которого мы слиняли сразу же, как только стало можно.

- Ребята! - Пьяно хохотал я, поливая всех вокруг струей шампанского, - Ребята, я вас всех люблю! Вы самые!

- Самые! - соглашался Сашка, обнимая и целуя сразу двух девушек, - Мин херц! За нас! За нашу дружбу!

- Кабан! - кричали мне из другого угла, - Кабан, иди к нам!

Общага медучилища гуляла вместе с нами, отмечая конец сессии и скорый отъезд на каникулы. Веселье било через край. Я не помню, с кем целовался, не помню, чье тело раздевал, всё смешалось в дыму и в ритме музыки. К трем ночи лишь самые стойкие оставались на ногах, и я вместе с ними.

В четырнадцать, собираясь дать отцу слово, я чуть было сдурья не произнес: "Всегда ночевать дома". Слава богу, мой отец умнее меня, и переформулировал это по-другому: "Спать дома по возможности" и поставил граничное условие: "До конца июня последнего школьного года", то есть этого. Тоже весьма жесткое ограничение, без его ясно выраженного разрешения я не мог ни с классом в поход сходить (а он не разрешил ни разу), ни куда-то надолго отлучиться. Лишь один раз за два года он позволил съездить на трехдневную экскурсию в Екатеринодар, и то, класс кроме педагогов сопровождали Вершинин и Коняев, почти полностью похоронив все шансы повеселиться вдали от родителей.

На практике же моя клятва работала так: если существовала хоть малейшая возможность попасть домой, то нигде в другом месте спать я не мог. Даже когда в "окно" одноклассники клали головы на парты и задремывали до следующего урока, я мог только им завидовать - мне так же сладко покемарить не давало слово. Июнь еще не закончился, а до дома было четыре километра, поэтому я не мог сейчас, подобно Сашку завалиться с девчонками в какой-нибудь комнате, а собирался домой - вымотанный экзаменами и празднованием организм требовал обычного человеческого отдыха.

Сколько потом ни вспоминал эту поездку, сколько ни перебирал ее поминутно, так и не мог понять - почему?!.

Почему я был так спокоен, почему в душе ничто не шевельнулось?

Даже тени предчувствия не