За Москвой рекой. Перевернувшийся мир [Родрик Брейтвейт] (fb2) читать постранично, страница - 2

часть повседневной жизни. Поскольку их родина всегда была страной негодяев и одновременно — страной святых и героев. Без Сталина не появились бы Солженицын и Сахаров».

Когда мы с Джилл покидали Москву, быть уверенным в будущем России было не так-то легко. Общественные здания столицы ветшали, дороги все были в рытвинах, магазины, в буквальном смысле слова, пусты, старые дамы продавали на тротуарах свои фамильные драгоценности, беженцы с Кавказа и из Средней Азии жили в метро. Видавший виды самолет Аэрофлота «ильюшин», на котором мы летели в Пекин, был битком набит такими же русскими с сумками, заполненными дешевыми потребительскими товарами, которые они собирались продать на китайских рынках. Это было выгодное предприятие, потому что Аэрофлот еще не додумался установить коммерческий тариф на свои билеты.

И все-таки мы уезжали уверенные в том, что Россия сохранит свое величие, и что она способна найти, а если ей будет к тому же сопутствовать удача, обязательно найдет, ответ на беспрецедентные задачи, вставшие перед ней. На протяжении последующих десяти лет, несмотря на трудности и поражения, Россия действительно продолжала, пусть не столь быстро, спотыкаясь, отдаляться от своего авторитарного и имперского прошлого в сторону собственного варианта реально действующей рыночной демократии. Так что даже рационально мыслящему человеку Запада придется, пожалуй, согласиться с тем, что Россию и в самом деле полезно не только понимать, но и верить в нее.

Вера, луч надежды и немного доброжелательного понимания — вот чего русские не часто получали от тех, кто созерцал их извне.

1 Вид через реку

…перед ними

уж белокаменной Москвы,

как жар, крестами золотыми

горят старинные главы.

А. С. Пушкин. «Евгений Онегин»

В ту первую ночь в сентябре 1988 года мы с Джилл с опаской легли спать в великолепном особняке Павла Харитоненко на берегу Москвы-реки. Темный, похожий на пещеру, дом этот казался одиноким и неуютным местом, и именно здесь нам предстояло начать почти четырехлетнее пребывание в Москве во время «второй русской революции». Этот дом с его великолепным видом на Кремль стал, однако, для нас обоих символом России, существовавшей и до первой революции 1917 года; России дерзких и становившихся все более самоуверенными предпринимателей, людей, подобных отцу Павла Харитоненко, Ивану, бывшему крепостному, который разбогател на сахарном деле. Он стал для нас символом той России, которая со временем могла бы, подобно Фениксу, возродиться вновь в результате реформ Горбачева и его преемников.

Вопреки первому впечатлению, мы, конечно, никогда не оставались в здании в одиночестве. У нас не было собственного парадного. Готическая лестница вела в главный холл. На ее перилах были выгравированы сидящий на жердочке орел, восседающий дракон, а также год сооружения дома — 1893-й. В начале дня холл напоминал площадь Пикадилли-серкус, люди потоком устремлялись в кабинеты посольства — отгороженные друг от друга клетушки на нижнем этаже. К позднему вечеру все затихало, и в доме оставались только два человека из охраны, всюду совавшие свой нос, чтобы не дать изобретательным агентам КГБ проникнуть к нам через погреба или двери. То была бесконечная битва за обеспечение безопасности здания, которое по самому своему устройству было проницаемым, как сито. Мы жили как бы в аквариуме для золотых рыбок, никак не напоминавшем об английской традиции — «Мой дом — моя крепость». Частная резиденция посла на втором этаже состояла всего лишь из двух основных помещений — большой гостиной и уступавшей ей по размеру спальни. Они соединялись небольшой комнатой, разделенной в свою очередь перегородкой. По другую сторону перегородки находилась ванная, а также умывальник и уборная. Здесь посол и его жена совершали свои омовения почти так же прилюдно, как Король-солнце Людовик XIV. Впрочем, мы не были окружены свитой придворных, хотя был случай, когда один из моих сотрудников проник в ванную по неотложному официальному делу, видимо, не заметив, что Джилл стоит рядом со мной почти раздетая. Гостиная была завалена книгами, газетами и грудами медикаментов, а также инвалидными колясками — все это предназначалось для различных благотворительных дел, в которых участвовала Джилл, и хранить эти вещи было больше негде.

«Общие» комнаты «резиденции», предназначенные для служебных нужд, были обставлены в невероятно эклектичном стиле Федором (Францем) Шехтелем (1859–1926), в свое время модным архитектором. На втором этаже, рядом с лестницей, помещалась роскошная столовая в стиле Второй империи с массивными портретами королевы Виктории, ее сына Эдуарда VII и внука Георга V, а также их жен. Георг был так похож на своего двоюродного брата, что советские гости обычно замолкали, прежде чем набраться мужества спросить, почему у нас на стене висит портрет царя Николая II.