Из переписки М.А. Алданова и Е.Д. Кусковой [Марк Александрович Алданов] (fb2) читать постранично, страница - 4

другие лица, которые могли бы составить то «Общество благородных», о котором пишет Херасков^{22}. Но ведь в данной жизни это был небольшой кусочек политики, очень интересный, но такой короткий! Из него (совсем незаконно) родились кадеты, куда мы уж не вошли. А вот, например, другой кусочек: Временное правительство. Мне до него — рукой подать. Много негласных заседаний было в нашей квартире. А описать не могу. Люди в нем — в моем описании — вышли бы много, много ниже ростом, чем они есть на самом деле. И это была бы правда. Они оказались ниже данной им в руки задачи. Клянусь, что я это видела тогда же. А что скажут?! Скажут: что это, одна Кускова была умная, а остальные дураки? Вовсе нет. Но со стороны, хоть эта сторона была нашей квартирой, много было виднее. А писать — нельзя. Один Скобелев^{23} чего стоит... Вышел бы в моем описании настоящий дурак, да еще хвастун А хвастаться ему было нечем: в Совете рабочих и солдатских депутатов он был уже в полном проигрыше. Рука также не поднимается описать Ал. Фед.^{24}. Мы с ним столько работали в подполье и в таких организациях, которые, вероятно, никогда и никем не будут описаны, что когда он очутился во Временном правительстве, я только протирала глаза: явь или наваждение? Описать могу каждый жест, каждый масляный пробор его адъютантов... Как могу обо всем этом писать? А без деталей выйдет сухотня. Вот и бросаю. Еще пример. Мы с давних пор знаем (были когда-то друзьями)

А.М. Коллонтай^{25}. Описать ее невозможно. Все выйдет ложь, если оставить одну политику. Вот как Вы описали Гесиньку^{26} или Перовскую^{27}. Другие фигуры, человеческие, но другие, чем знала их публика по брошюрам. И ведь что выходит, в чем Вас некоторые «обвиняют»: не будь столь острой любви Перовской к Желябову^{28}, не будь его ареста, возможно, что Александр II не был бы убит или во всяком случае не был бы убит 1-го марта с такой силой фанатической устремленности. Отнимите эту интимную деталь — любовь, оставьте политику только — и все будет не так, и все будет не житейской правдой, а лишь схемой. Это — не так? Отнимите у Коллонтай всех этих ее Либкнехтов, Дыбенко и множество других им предшествующих^{29}, и выйдет опять — женщина-схема, и все будет неправдой. А писать об этом сейчас — можно ли? Нельзя. Я случайно знаю (дискретно) о написанных мемуарах — «Пав. Ник. Милюков»^{30}. Одному моему знакомому нужно было дать отзыв: можно ли это печатать по-английски? Ответил — нет. Значит, не я одна затрудняюсь давать «жизненные» образы политиков.

1 Первая страница письма Е.Д. Кусковой от 9.01.1947 года.

Газета. Не верю, что газета может возникнуть. Мне кажется, эмиграция парижская скончалась. Кричит лишь Мельгунов^{31} и Карташев^{32}. Остальные не находят голоса. А Вас. Ал.^{33} все болен. Сначала мучился с фурункулезом, а вчера получила от него письмо: воспаление нерва левой руки. Почерк правой от этого еще ужаснее. Едва разобрала — с лупой. Жаль — и как! — что Вы не хотите возглавить то нерожденное, что еще может (а вдруг?!) родиться. «Под Вас» пошли бы все. Вы сейчас единственный человек, который смог бы объединить людей. Конечно, некоторый парламент мнений, если эти мнения высказываются не с кондачка (есть такое слово?), а с раздумьем, — сейчас неизбежен. Теоретически газета нужна сейчас абсолютно. Позорище, что Париж говорит сейчас лишь на языке Александра Ефремовича^{34}. Язык стал препротивный. Мы потому сначала и пошли «под Ступницкого^{35}«, что стыдно было пускать его гулять по свету с одним Михельсоном^{36}. Он приехал сюда, прожил с нами дня четыре, точно определил дистанцию, которая отделяет его от «Александра Ефремовича», и мы договорились, что можно, чего нельзя. Тотчас же по приезде в Париж, он начал дурить (моментально!) и додурился до того, что я его обругала и ушла. А здесь швейцарская Sûreté^{37} допрашивала меня о нем... Это целая интересная эпопея, дошедшая до запроса в Кантональном парламенте. Запрос внесли коммунисты, основываясь на доносах «Рус. Нов.». У меня есть стенограмма этого запроса. Именно после него ко мне и адресовалась Sûreté. Очевидно, по рекомендации министра Dubaule’s^{38}, который отвечал на запрос. В запросе так-таки черным по белому и фигурирует «Рус. Нов.». Черт знает, что такое и что за человек, или столб, или просто феноменальный болван.

А сейчас уже абсолютно конфиденциально. Я думаю, убеждена, что Мих. Мих.^{39} «Новый журнал» погубит. Хотя Мих. Ос.^{40} не был политиком, но у него было чутье, был