Герань мистера Кавендиша (СИ) [Юго Вебер] (fb2) читать постранично, страница - 5


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

на пятнадцать старше ее был! Она совсем молоденькая была, восемнадцатый год шел, когда замуж-то выдали. Неравный брак. К пустому карману золото не липнет! Вот она тут и жила, как в приймах. А потом как хозяин заболел да и приставился, она совсем одинешенька и осталась.

— Почему она не ушла отсюда?

Арина усмехнулась, переглянувшись со Степаном.

— Так отец же твой тут работником появился. Пришел наниматься, приехал из Румынии, ни кола, ни двора. А сам высокий такой, статный! Я девчонкой еще была, так он для меня совсем взрослым был. Это впервые я иностранца-то увидела. К нам в глушь мало кто заезжает! Вот хозяева его и взяли за лошадьми смотреть, потому что конюх старый совсем был и из ума давно выжил.

— А отец какой был?

— Все-то тебе не ймется, Аня. — Степан улыбнулся из-под густых усов, потягивая чай.

— Отец твой был из беглых аристократов. Только это там он был аристократ, а тут за конями убирал.

— Почему он беглый был? — удивилась я. — От чего бежал?

— От революции, Аня.

— От революции? — переспросила я. — Почему?

Настала очередь Степана отвечать на вопрос. Вытерев усы, он серьезно посмотрел на меня:

— Революции не приносят аристократии ничего хорошего. Каждый раз много гибнет сразу или по тюрьмам и ссылкам. Вот твой отец и убежал. Один из всей семьи спасся. Был военным лейтенантом, а сделался обычным конюхом…

Так дальше и потекла моя жизнь — жила я одна в своем флигеле, росла так же, как и в приюте — словно трава. Время от времени Арина и Степан забирали меня на ночь к себе, стелили на раскладушке у самой печи. С бабкой и дедом я практически не виделась, это и не странно: они-то ведь были мне никто. Я чувствовала, что меня там не любят, вот и старалась не попадаться на глаза. Меня никогда не звали, если приезжали гости, а если, вдруг, кто-то из них меня замечал во дворе или около конюшни — одаривал холодным сухим взглядом и торопился уйти. Видимо, в доме обо мне все-таки говорили. Но мне было все равно, как на меня смотрят и что обо мне думают. Каждый мой день был интересным и насыщенным, очень часто некогда было даже присесть: проснувшись рано утром, я завтракала и шла в школу, вернувшись после обеда домой, я обедала и шла в теплицу ухаживать за розами, затем в конюшню, положить лошадям сена, убрать за ними, выгулять их на лугу, расчесать и заплести гривы. Под вечер мне приносили огромный тюк с синтепоном и красной тканью, и я стегала одеяла часов до двух ночи, а затем, без сил, падала спать.

Благодаря просьбам Арины, меня отдали учиться в школу при церкви. Она была бесплатной и самой ближней из всех. Я думаю, что бабка согласилась отдать меня в школу просто, чтобы прослыть доброй и заботливой женщиной. До школы от нашей усадьбы было далеко — километра три по извилистой дороге через холмистый луг. Конечно, можно было доехать на автобусе через город, но мне не давали денег, вот я и ходила пешком. В этой школе училось еще несколько ребятишек, таких же никому не нужных, как и я. Уроки вел противный молодой священник с козлиной бородкой и его еще более противная жена. Они преподавали нам слово божие, арифметику, язык, домоводство.

Я жутко не любила эту школу. На каждом уроке мы получали толстой деревянной линейкой по рукам — стоило только неправильно ответить, замешкаться, или повернуться на заднюю парту — линейка безжалостно с резким неприятным свистом опускалась на твои руки, а ты сам отправлялся в угол стоять на коленях на рассыпанном горохе или гречке до конца урока, сто раз повторяя «Отче наш».

Несмотря на такую «науку», тяга к знаниям горела во мне огнем! Я тайком пробиралась в хозяйскую библиотеку и незаметно таскала книги — прочитав, возвращала назад. За девять лет я перечитала все книги и журналы, которые были в доме, еще записалась в библиотеку в поселке, куда меня время от времени отпускали. Взрослея, я становилась хитрее и скрытнее, лучше скрывала свои походы в библиотеку и успевала сделать всю работу, лишь бы лишний раз не встречаться с хозяевами и не выслушивать от них очередную порцию унижений. Хотя, я так и не поняла, за что они меня так ненавидели.

Вспоминая все, что я пережила на той усадьбе, иногда удивляюсь: как я еще осталась жива? Словно ведомая какой-то незримой рукой, я постоянно попадала в какие-то переделки, за которые каждый раз бывала сурово наказана. Будучи по сути своей общительным ребенком, я всегда искала ласки и дружбы. Через некоторое время после моего приезда, я действительно нашла друзей. Это были дети с нашей улицы — дети обычных работников или фермеров, живущих в округе. Мы собирались стайкой, когда мне удавалось выскользнуть на улицу, и бегали по лугу у речки, лазали по деревьям, играли в лапту. Часто, когда выпадала свободная минута и мы с друзьями собирались на лугу, я рассказывала свои истории. Мы усаживались в кружок и все внимательно слушали мои рассказы. В те времена люди жили бедно. Чем богаче одни, тем беднее другие. Так вот все местные детишки были полуголодные, носили обноски,