Николай Крымов [Валентина Бялик] (fb2) читать постранично, страница - 14

настойчиво добивался нужного цвета, верного тона. Работая над картиной, он использовал накопленный материал, обобщая его. Делал массу набросков карандашом на случайных небольших кусочках бумаги.

По воспоминаниям современников, Николай Петрович Крымов обладал артистической внешностью. В манере держаться проскальзывал оттенок элегантности. Он был особой породы - породы «львов». Крупный, высокий, с огромными и мягкими руками, сильный, «убийственно» остроумный, с рокочущим басом и тонким юмором. В нем не было маститой высокопарности, которая создает между людьми непроходимое расстояние; не было душевного холода, переходящего иногда в пренебрежение; не было и панибратской снисходительности, которой стараются завладеть симпатией. Он не переносил лицемерия, позерства ни в чем: ни в живописи, ни в поведении, ни в одежде, ни в речи. Сам он в зрелые годы одевался очень просто: сатиновая косоворотка, белая, кремовая или синяя, темный пиджак, брюки навыпуск.

Уборка сена

Рязанский художественный музей

В своих учениках он надеялся увидеть претворение своих творческих исканий: «Мой метод, - говорил Николай Петрович, - заключается в том, чтобы дать вам возможность успеть сделать хорошее для искусства своей страны больше, чем вы успели бы сделать это к тому времени, когда у вас вырастет борода. Я хочу сократить вам путь долгих и тяжелых исканий».

Ученики вспоминали, что Николай Петрович был человеком разносторонне одаренным. Он обладал прекрасным слухом и голосом большого диапазона. Изображая что-нибудь, он становился «настоящим артистом тонкого юмористического дарования». Художник был замечательным рассказчиком, язык его был остер, выразителен и всегда образен. Но, когда нужно было что- либо писать не кистью на холсте, а пером на бумаге, ему делалось не по себе. «Этого я не люблю и не умею», - говорил он. Вот почему при громадном багаже знаний, широком кругозоре и определенности творческого метода Крымов, к сожалению, мало написал об искусстве. Это «малое» представляет собой несколько статей: О Левитане, напечатанная в журнале Творчество в 1938 году, О живописи - в газете Советское искусство 2 июня 1938 года и несколько выступлений на обсуждениях выставок молодых художников.

Человек скромный, требовательный к себе, прямой и честный в отношениях с людьми или в высказываниях об искусстве, Крымов и от других требовал этого же. Он был непримирим к любому проявлению фальши, двуличия. Терпеть не мог лести и угодничества. Пройдут десятилетия, а повзрослевшие (и постаревшие) ученики Крымова будут вспоминать учебу у него как самое значительное событие в своей жизни: «В тот год (1934), как мы потом осознали, нам выпало величайшее счастье: нашим учителем стал Крымов», - писал через 50 лет, в 1984 году, в связи со столетием художника его ученик Юрий Кугач.

Крымов прожил долгую, 74-летнюю жизнь, которая, казалось бы, прошла без видимых волнений и трагедий. Но в этом, наверное, особая внутренняя сила и душевная стойкость человека, на долю которого, как и людей его поколения, выпали три войны и три революции.

Когда цветут липы. 1947

Государственная Третьяковская галерея, Москва

Внешне его жизнь не была наполнена яркими событиями: он никогда не был за границей, у него не было потребности путешествовать по стране.

Навсегда запомнились поездки с Шаляпиным на Волгу, но это был, скорее, эпизод, чем правило. Даже Крым, где он побывал в молодые годы, не произвел на него должного впечатления. Зато рязанские места, Подмосковье, Звенигород, Таруса дали художнику нескончаемые импульсы в работе.

Человек очень определенных взглядов на искусство, он не разделял теорий русского авангарда начала XX века, находя достаточно едкие слова для их характеристики. В то же время он никогда не заигрывал с властями, не писал чуждых ему тем, сторонился всего, что не соответствовало его представлению о роли художника в жизни и в искусстве. Для горячей творческой молодежи 1930-х годов - Федора Решетникова, Аркадия Гиневского, Дмитрия Домогацкого, Константина Дорохова, Георгия Рублева, Кукрыниксов, Алексея Айземана и других, он был воплощением высоких художественных традиций, олицетворением которых для него самого были Репин, Серов, Левитан, Коровин. Его всегда окружали молодые художники: даже те, кто у него не учились, были счастливы послушать мнение о своих работах от «самого Крымова».

Внешне жизнь Крымова была скромна и в чем-то «патриархальна». Сорок два года, с 1916 года, он прожил со своей женой, Еленой Николаевной, дочерью художника Досекина, в небольшой квартирке в Полуэктовой переулке близ Пречистенки. Он никогда не имел мастерской для работы и, когда находился в Москве, а не на даче, писал свои произведения у балконного окна в столовой. Всю жизнь ставил новый холст на мольберт, который когда-то принадлежал Серову и был --">