...И другие глупости [Ольга Юрьевна Шумяцкая] (fb2) читать постранично, страница - 4


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

и танцуют свои негритянские танцы специально для нас. Мы тогда не знали, что они не негры, а африканцы. Мы тогда много чего не знали. Знали только, что сидеть вдвоем на подоконнике, уткнувшись носом в негров, — лучшее занятие на свете. Потом помпоны кончились, и горки, и негры, и Вовка из 5 «Б» куда-то испарился, а Мышка — нет, не испарилась. Получается, что она мне досталась в наследство от детства. Ничего у меня от детства не осталось. Только родители и Мышка. И у нее тоже — только родители и я. Когда мы учились в седьмом классе, мои родители поменяли квартиру, и мы с Мышкой разъехались в разные концы Москвы. А через несколько лет встретились снова — взрослыми тетеньками, от которых давно со всех ног убежала первая любовь. Вторая, впрочем, тоже. Мы с ней столкнулись в метро, и в первое мгновение я Мышку даже не узнала. Она всегда казалась мне ужасно взрослой, быть может, потому, что говорила чуть-чуть руководящим голосом. А тут передо мной стояло крошечное существо с пушистой одуванчиковой головой.

— Мыша! — потрясенно сказала я. — Это ты?

— Это я, — солидно сказал одуван. — Ты знаешь, Мопс, негры съехали. Одна я осталась.

Мы поглядели друг на друга, оценили, раскрыли рты и поняли, что нам есть что сказать друг другу не только по поводу общего детства. Мы с Мышей даже работали одно время вместе. Сидели в редакции одной газетки, которая мнила себя очень литературной и печатала рассказики каракалпакских писателей. Стучали на машинках. Устраивались мы туда по рекомендации одной моей подружки, у которой любовник работал в этой редакции в отделе прозы малых народов Закавказья, что Мышку впоследствии и сгубило. Но это — отдельная история. Так вот, на работу нас взяли сразу — машинистки все-таки профессия дефицитная. Выходим мы из редакции в весьма радужном настроении и на выходе натыкаемся на молодого человека. Молодой человек довольно невзрачный, какой-то монохромный, в том смысле, что все серое — пальто, брюки, волосы, глаза, нос, рот и даже ногти. Невзрачный, но томный. Молодой человек смотрит в сторону и говорит в пространство:

— А вот вы, допустим, понимаете что-нибудь в литературе?

— Да, — солидно отвечает Мышка, которая вообще любит блеснуть несуществующей эрудицией, особенно по отвлеченным вопросам.

— Да? — оживляется молодой человек. — А вот я о себе такого пока сказать не могу. Вы кто?

— Машинистка, — пищит Мышка.

— А я — Молодой Литератор. Телефончик позвольте?

Мышка дает телефончик, Молодой Литератор его записывает, и мы удаляемся в полной эйфории от своего бешеного успеха.

На следующий день Литератор звонит Мышке, напарывается на ее бабулю и объявляет, то через пятнадцать минут будет у них в гостях. Бабка, натурально, психанула. Во-первых, она не готовилась к встрече гостей. А во-вторых, была дома одна и ужасно боялась грабителей и убийц. Тем не менее Литератор каким-то образом выудил у нее адрес и явился. Явился и сел в гостиной. И сидел там до вечера, пока Мышка не пришла домой. Первое, что увидела Мышка, войдя в квартиру, был Литератор, уминающий яичницу, и бабка с валокордином в руках. Мышка застыла на пороге. Ни о каком Литераторе она думать не думала и уж тем более не предполагала, что ее ждет такой приятный сюрприз. Литератор между тем спокойно доел свою яичницу, утер губы, встал, взял Мышку за руку и увел в ее комнату. К тому времени он уже успел изучить планировку квартиры. В Мышкиной комнате он сел в кресло и уставился на Мышку.

— Я хотел бы иметь от вас ребенка, — сказал Литератор томным басом.

Мышка вжалась в стену.

— Книжечку не одолжите почитать? — продолжил Литератор и снял с полки «Алису в стране чудес» тыща восемьсот какого-то года издания.

Мышка затравленно кивнула.

Литератор аккуратно уложил книжечку в портфель, натянул пальто и откланялся. Больше Мышка его не видела.

Так началась наша работа в редакции. С того дня Мышка на литераторов больше не смотрела. Как на молодых, так и на старых. Она изображала из себя большую начальницу и ходила разбираться с еще большим начальством по вопросам починки пишущих машинок и выделения нам лишней пачки финской бумаги, на которой мы печатали левые заказы. А я изображала женщину-вамп и ходила разбираться с местным мужским населением по совсем другим вопросам. С тех пор так и повелось: Мышка считает, что я неправильно позиционирую себя в жизни по женской части, а я считаю, что она. В редакции Мышка впервые проявила чудеса расторопности. Она завела маленький блокнотик в четверть тетрадного листа, в который записывала имена сотрудников. Ну, чтобы не забыть. Записав последнее имя, Мышка благополучно забыла блокнотик в буфете, и буфетчица тетя Глаша выбросила его в мусорное ведро. К тому времени, правда, выяснилось, что имена мы и так запомнили, потому что эти сотрудники толклись в нашем машбюро с утра до вечера. Но с тех пор у Мышки завелась дурацкая привычка: записывать в маленькие тетрадочки все, что попадается под руку. Я никогда не