Бедность, или Две девушки из богемы [Виталий Владиславович Науменко] (fb2) читать постранично, страница - 40


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

class="book">— А саму принцессу вам не принести? Кстати, кого вы предпо-

читаете: Трилле или Твигги? Джоан Кроуфорд или Лорин Бэккол?

Сережа от возмущения вскочил с дивана.

— Я всё понял. Ты надо мной издеваешься. И всегда издевался.

Это был стеб. Стеб ради стеба — наглый и необъяснимый! За что?

У тебя есть возможность любоваться видами Ангары, вызывать про-

ституток, читать книжки, варить кашу, играть на рояле — почему

ты отыгрываешься на мне? Заметь, я в любой момент могу тебя

выгнать и не выгоняю.

— Проститутки однообразны, так что лучше я сыграю на рояле, —

Костя сел за инструмент. — Звучит легкая музыка. Вам «Странники

в ночи» или «Мой путь»?

— Нет, это невыносимо, — Сережа голый в одеяле стал расха-

живать по квартире. — Откуда ты это можешь знать? — причитал

он. — Я именно их и не выношу! Так правильно и плоско. Плоские

люди! — вот кто может любить такое.

Костя уже прошелся шелестом по клавишам:

— Простите, не знал. Простое совпадение. Ненавидим и любим

за то, что ненавидим. А что тогда сыграть-то?

Сережа зарылся в одеяло и запел:

А соколов этих люди все узнали:

Один сокол — Ленин, другой сокол — Сталин.

— Я тоже это люблю.

— Что?

— Искусство. Вы знаете, — сказал Костя, — а ведь я в юности

снял художественный кинофильм. Не хоум-видео какое-нибудь, а

настоящее кино на кинопленку с профессиональным оператором.

92

— Врешь ты всё. Никакого кина ты не снимал.

— Как это не снимал! Просто у нас было мало пленки, и мы

решили снимать без монтажа, одним планом, всё продумали до

мелочей. В общем, фильм был коротким. А сейчас он утерян.

— Ладно, и кто там у тебя играл? Наши из театралки, что ли?

— А никто не играл!

— То есть как?

— Ну, слушайте. Начинается всё с размытого плана дохлой лисы

на траве. Потом камера поднимается вверх, налаживается фокус, и

мы видим зеленые деревья, ветки, которые раскачивает ветер. Летний

вечер. Между деревьев горящие фонари. Затем камера опускается и

движется по асфальту, на котором тени — причудливые узоры от этих

ветвей. Камера как будто любуется ими. Потом среди этих узоров по-

является тень человека, который идет по асфальтовой дорожке, что-то

поднимая над головой. Камера безмонтажно проходит как бы сквозь

него, и мы видим ту же тень, но уже повернутую обратно (фонарь — ты

замечал, что тень при переходе через фонарь меняет направление?).

И финал: камера отрывается от тени, поднимается, чтобы показать

человека, но его нет. Абсолютно пустая улица. Конец фильма.

— Ну вот, а ты говоришь: никто не играл, — сказал Сережа, —

тень же кто-то должен был играть.

— Никто не играл, – отрезал Костя. — И в кусты не прыгал.

— Значит, и фильма не было!

— А фильм был. Вот скажите за себя, Сергей Сергеевич, вы

были?

— Ты опять про свои проекции? Я и сейчас есть.

— Где?

— В собственной квартире.

— А вы уверены, что это квартира, что она ваша? А может, вы на

той пустынной улице, где только деревья и тени от них на асфальте.

И теплый вечерний ветер. Ни машин, ни прохожих. Ни-ко-го! Во-

обще! И не было никогда, и не появится.

5.

Сережа, по-прежнему лежа на диване, рассматривал узор на ков-

ре. И узор этот казался ему жутким, прежде всего из-за абсолютной

93

симметричности. Закорючки по краям напоминали то ли волны, то

ли согнувшихся людей, движущихся шеренгой на казнь. Из центра

ковра разверзалась чудовищная  пасть людоеда.

Шкаф позади заскрипел и распахнулся, обнажив свои внутрен-

ности: сиротливо свисавшие платья тети, старую швейную машинку, вешалки, которые качались и перестукивались между собою.

Возле шкафа стоял Костя, с которым Сережа давно не разгова-

ривал. Костя, как циник-хирург, засунул руку в самое чрево шкафа и

принялся вынимать бутылки, заброшенные туда Сережей в минуты

тяжелого безразличия.

— Так, посмотрим, — Костя сортировал пустую тару. — Ну

что же, друзья, мы видим смешение жанров! Портвейн, вермут, джин-тоник, даже боюсь произнести это слово: пиво. Напрасно и

вредно, Сергей Сергеевич!