Дурак из Пятиречья [Фрэнсис Брет Гарт] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

один видный гражданин, — надо будет принять меры! Это просто подрыв репутации нашего лагеря — швырять крупные деньги чужим, которые даже отказываются от них!» «Это дурной пример расточительности, — заметил другой, — он мало чем отличается от мошенничества. В лагере найдется с десяток глупцов, которые, как узнают, что Хокинс послал домой восемь тысяч долларов, сейчас же помчатся на почту и тоже пошлют домой свои деньги, заработанные тяжелым трудом! Подумать только, что эти восемь тысяч долларов в конце концов чистый блеф и что они лежат на текущем счету в банке Адамса и Ко. Ну так вот что! По-моему, этим вопросом должен заняться комитет общественного контроля!»

Когда выяснилось, что Хокинс больше не повторил такой глупости, все сгорали от любопытства узнать, куда он дел свои деньги. Наконец стихийно возникший комитет из четырех граждан отправился в его уединенное жилище с определенной целью, хотя сделано это было так, как будто они зашли к нему мимоходом. После обмена обычными формулами вежливости и когда обеими сторонами было сделано несколько попутных замечаний о скверной погоде, Том Уингейт приступил прямо к делу:

— Здорово вы на днях облапошили Джека Гэмлина, а? Он жалуется, что вы не дали ему отыграться. А я сказал, что вы не такой, черт побери, дурак, правда, Дик? — продолжал хитроумный Уингейт, взывая к сочувствию приятеля.

— Да, — быстро сказал Дик. — Ты сказал, что двадцать тысяч долларов нельзя бросать на ветер. Ты сказал, что Сайрус может лучше пристроить свой капитал, — добавил Дик, безо всякой причины вдруг начиная привирать, — я не помню, что ты говорил о том, как он хочет его поместить, — продолжал он, с небрежным равнодушием обращаясь к своему другу.

Уингейт, конечно, не ответил, а посмотрел на Дурака, который с выражением беспокойства на лице тихонько потирал себе ноги. Помолчав, он умоляющим тоном обратился к своим гостям:

— Бывало у кого-нибудь из вас когда-нибудь что-то вроде дрожи в ногах — от колена и ниже? Что-то такое, — продолжал он, несколько оживляясь, — что-то вроде озноба, но не озноб. Такое чувство, как будто вы истощены до предела и вот-вот окочуритесь! Когда не помогают ни пилюли Райта, ни хинин.

— Нет, — отрезал Уингейт с таким видом, как будто он один выразил мысль всех своих друзей. — Нет, никогда не случалось. Вы, кажется, говорили о том, куда вы поместили ваш капитал...

— И при этом желудок не в порядке! — продолжал Хокинс, краснея под взглядом Уингейта и все же отчаянно цепляясь за свою тему, как потерпевший кораблекрушение моряк держится за обломок бортовой обшивки.

Уингейт ничего не ответил, а только многозначительно взглянул на остальных. Хокинс явно уловил это признание его умственной неполноценности и, как бы извиняясь, спросил:

— Вы, кажется, что-то говорили о моем капитале?

— Да, — ответил Уингейт так быстро, что Хокинс не успел даже перевести дух, — о капитале, который вы употребили на...

— На покупку оврага Рафферти, — робко произнес Дурак.

Одну минуту ошеломленные гости уставились друг на друга. Овраг Рафферти — пресловутое злополучное место Пятиречья! Овраг Рафферти — неосуществимый план в высшей степени непрактичного человека; овраг Рафферти — нелепая идея провести воду, которой там не было, в место, где она не была нужна! Овраг Рафферти — который похоронил в своих илистых недрах деньги самого Рафферти и двадцати несчастных акционеров!

— Ах, вот оно в чем дело! — сказал Уингейт после мрачного молчания. — Вот оно что! Теперь все ясно, ребята. Вот почему оборванец Пат Рафферти вчера отправился в Сан-Франциско в новом костюме из магазина готового платья, а его супруга и четверо детей поехали в Сакраменто в карете. Вот почему десять его работников, у которых последнее время за душой не было ни цента, вчера вечером играли на бильярде и ели устрицы. Вот откуда взялись и эти деньги — сто долларов — чтобы заплатить за длинное объявление во вчерашнем «Таймсе» о новом выпуске акций Оврага. Вот почему шестеро чужаков вчера прописались в гостинице «Магнолия». Все это наделал Дурак своими деньгами!

Дурак сидел молча. Гости, также не проронив ни слова, встали.

— Вы никогда не принимали индейских растительных пилюль? — робко спросил Хокинс у Уингейта.

— Нет, — прогремел Уингейт, отворяя дверь.

— Мне говорили, что их принимают вместе с «панацеей», но в аптеке на прошлой неделе не было «панацеи», — говорят, что вместе с «панацеей» они всегда действуют превосходно.

Но в этот момент Уингейт и его возмущенные друзья удалились, хлопнув дверью перед носом Дурака, — черт бы его побрал вместе с его недугами!

Тем не менее через полгода все это дело было забыто, деньги были истрачены, Овраг был куплен компанией бостонских капиталистов, увлеченных блистательным описанием какого-то восточного туриста, который целую ночь пропьянствовал в Пятиречье, — и я думаю, что даже умственные способности Хокинса могли бы избежать критики, если бы не одно