Прикормленные о бедных [Игорь Сергеевич Клёнов] (fb2) читать постранично, страница - 2

«шедевре» возрождающегося российского кинематографа:

«И ведь не отмажешься от “Географа”… тем фактом, что ты не такой, окружение у тебя иное и вообще между вами экран с проектором» ^[6].

«Может, сотни людей смотрят в фильм как в зеркало и думают, что зря оно сейчас их так показывает — стоит отвернуть это зеркало или разбить А другая половина говорит: “Наконец-то! Так им и надо! Давайте рассмотрим!”» ^[7].

Если же тот, кому «так и надо», то есть провинциальный зритель, узнавать себя откажется, то очень огорчит авторов своей несознательностью. Как огорчил, например, режиссёра Звягинцева:

«Я ожидал, что аудитория расколется, увидев фильм “Левиафан”, но чтобы такая степень непонимания — я никак не ожидал. Для меня этот фильм как раз обращен к самому простому человеку … и вдруг такое неприятие — это меня сильно удивило» ^[8].

Так высказывал автор «Левиафана» своё огорчение перед провинциальной публикой. А так перед столичной богемой:

«Мы заранее знали, что будет огромная реакция на фильм, но не представляли “масштаба бедствия”. Если обратить внимание на то, в каких словах выражается риторика обвинения нас понятно в чем, то можно увидеть только злобу, ненависть, ненормативную лексику — такое ощущение, что фильм возбудил в людях что-то древнее, происходят невероятные процессы узнавания человеком того, кто он и что он» ^[9].

Почему-то в провинции про «злобу, ненависть» и «узнавание человеком того, кто он и что он» автор ничего не сказал. Постеснялся, наверное. А вот на закрытом показе в Москве все свои, там стесняться нечего.

Но пусть Звягинцев не расстраивается: «непонимание» не тотально, есть ещё тонко чувствующий зритель, который ценит и любит его фильм, а на «непонимающих» обрушивается в справедливом негодовании:

«Не переношу людей, которые с той настойчивостью, с которой свиньи хотят жрать кашу (читай: блокбастеры), орут, что им не нужно мрачное кино, что кино просто обязано (!) дарить надежду, улучшать их настроение, учить их добру и красоте, и проч. и проч.

Вот что я отвечу этим людям: весёлых и добрых фильмов дарящих вам надежду и поучающих вас как обезьян — сотни тысяч, а таких произведений как фильмы Звягинцева — лишь единицы. А вы и их хотите затравить, сжечь и закопать под радужной грудой веселых детских комиксов...» ^[10].

«Все это есть, но Вата все переживает, что запад это узнал, и не только узнал, но и решил за матку-правду еще и приз дать. Тут вату аж передергивает: “Как так наша отечество показать в неприглядном виде, и за этот вид еще и призы дали” Ай-яй-яй!!!» ^[11].

«Почитал я отзывы. И вот что скажу. Не фильм г*но. А люди у нас г*но. Преступная власть показанная в фильме по жизни промыла нашим людям мозги и сделала после промывки из них г*но. … Человека который показал в фильме всю убогую сущность нашей системы записали в предатели. Молодцы нечего сказать» ^[12].

Да…, к сожалению, как видим, «злобы, ненависти, ненормативной лексики» у любителей фильма оказалось не меньше, чем у хулителей.

Но что же это за образ «самого простого человека» такой у наших авторов, что приходится журить зрителя за нежелание узнавать в нём себя? Надо полагать, весьма неприятный. Ещё бы! Ведь реализм-то у них не простой, а критический.

Но раз уж авторы взялись оправдывать любые мерзости в своих картинах «реализмом», то не должны забывать, что реализм не просто слово, а целостный художественный метод, и использование этого метода обязывает их придерживаться определённого, высокого, художественного уровня. Так если, например, для фантастического боевика отсутствие логики в диалогах и поступках героев прощается, так как жанр носит априори развлекательный характер и главное в нём спецэффекты, то для «реалистической драмы» это уже неприемлемо.

Видимо некоторые рецензенты догадываются, что фильмы, о которых они пишут, до «реалистической» планки не дотягивают и потому спешат придумать этому обстоятельству «оригинальные» оправдания, как, например, в этой рецензии на фильм «Класс коррекции»:

«Оставив в недалеком прошлом приевшийся реализм, “Кинотавр” смело перешел к экспериментам над неровной [так в оригинале]системой зрительской аудитории, к неприглядному натурализму» ^[13].

«…Они при всей своей документальности и остросоциальности с завидной ловкостью сводят реалии в гротескный трагикомический комикс…» ^[14].

К сожалению, «завидной ловкости» не смог проявить автор «Класса коррекции», когда его самого попросили прокомментировать откровенную нелогичность в поступках его героев, в частности, момент, когда возлюбленный главной героини неожиданно без всяких на то причин в самом буквальном смысле перестаёт её