2medicus: Лучше вспомни, как почти вся Европа с 1939 по 1945 была товарищем по оружию для германского вермахта: шла в Ваффен СС, устраивала холокост, пекла снаряды для Третьего рейха. А с 1933 по 39 и позже англосаксонские корпорации вкладывали в индустрию Третьего рейха, "Форд" и "Дженерал Моторс" ставили там свои заводы. А 17 сентября 1939, когда советские войска вошли в Зап.Белоруссию и Зап.Украину (которые, между прочим, были ранее захвачены Польшей
подробнее ...
в 1920), польское правительство уже сбежало из страны. И что, по мнению комментатора, эти земли надо было вручить Третьему Рейху? Товарищи по оружию были вермахт и польские войска в 1938, когда вместе делили Чехословакию
cit anno:
"Но чтобы смертельные враги — бойцы Рабоче — Крестьянской Красной Армии и солдаты германского вермахта стали товарищами по оружию, должно случиться что — то из ряда вон выходящее"
Как в 39-м, когда они уже были товарищами по оружию?
Дочитал до строчки:"...а Пиррова победа комбату совсем не требовалась, это плохо отразится в резюме." Афтырь очередной щегол-недоносок с антисоветским говнищем в башке. ДЭбил, в СА у офицеров было личное дело, а резюме у недоносков вроде тебя.
Первый признак псевдонаучного бреда на физмат темы - отсутствие формул (или наличие тривиальных, на уровне школьной арифметики) - имеется :)
Отсутствие ссылок на чужие работы - тоже.
Да эти все формальные критерии и ни к чему, и так видно, что автор в физике остановился на уровне учебника 6-7 класса. Даже на советскую "Детскую энциклопедию" не тянет.
Чего их всех так тянет именно в физику? писали б что-то юридически-экономическое
подробнее ...
:)
Впрочем, глядя на то, что творят власть имущие, там слишком жесткая конкуренция бредологов...
больше не смотрел. Если не ошибаюсь, один из парней утонул. Мы с ней потихоньку выбрались из толпы и пошли на окраину поселка, где, разумеется, не было ни души, а через минуту уже рассказывали друг другу о себе. Не знаю, как тебя, но меня этим расшевелить легче всего.
Поселок остался позади. Мы вышли к берегу, изрезанному в том месте узкими обрывистыми мысами, как можно прочесть в моем учебнике географии. Все эти отвлеченные действия я рассматривал как прелюдию к длительному близкому знакомству. Навязчивость мне несвойственна. Должно быть, в этом и заключался главный просчет. Позже я убедился, что, если не сделаешь чего-нибудь сразу, значит, не сделаешь этого никогда. Заметь, первый же удобный случай — как правило, самый лучший. Вполне возможно, другие не разделяют моего мнения, но ты, думаю, согласен, что неведомое влечет сильнее всего. А потом свет меркнет. О чем мы с тобой говорили? Вечно я забываю тему разговора. Я расположился на уступе чуть пониже нее и с восхищением следил, как она жует стебелек аира, который только что сорвала. А как она улыбалась в ответ на чушь, которую я нес в любовном хмелю. Видел бы ты эту улыбку! Она лучилась нежностью, сочувствием и неземной безмятежностью, точно небо на закате. Такая улыбка появляется у человека на лице, когда ему лень о чем-нибудь думать. Одно воспоминание об этой улыбке до сих пор согревает мне сердце. Что она говорила? Да, помнится, немного:
— Мне пора домой. О чем я только думаю?
— Прямо сейчас? — спросил я, верный своей роли. Мы просидели там уже больше часа.
— Да, мне надо домой. Ведь никто не знает, где я и что со мной.
— Но мы еще встретимся?
Она только взглянула на меня и улыбнулась.
После этого мы часто встречались. И как не встретиться в маленьком поселке? Тут не требуется никаких особых ухищрений — это тебе не большой город, где назначаются свидания под часами в определенное время, хотя бы уже потому, что там вообще не было уличных часов, которыми можно воспользоваться для этой цели.
Мы без конца бродили по окрестностям поселка, разговаривали или молчали, а тем временем в нас росла любовь. Разумеется, мы — то есть я — никогда о ней не упоминали. Обязанность сделать первый шаг, произнести первое слово лежит на нас, мужчинах, если чему-то суждено во что-то вылиться. Мы гуляли по поселку, за околицей, забирались в горы, у подножия которых лежал поселок, выплывали в море. И все это были поставленные на научную основу эксперименты, хладнокровные расчеты, с помощью которых я надеялся запустить в конце концов когти в свою добычу. Ибо, если вы уже помолвлены, какой смысл без конца карабкаться с возлюбленной по скалам, слоняться по лавовым полям и болотам?
Я учил ее правильно грести. Сначала весла у нее не доставали до воды. Потом она била ими по воде плашмя, или же они почему-то начинали выскакивать из уключин. Между прочим, вся эта чушь гороховая выходила у нее чертовски мило. А когда я, желая ей помочь, сел рядом и взялся одной рукой за рукоять весла, а другой, естественно, обнял ее за талию, она сказала:
— Греби со своей стороны, я сама справлюсь.
Вот такая она была во всем. Ее душа, твердая как сталь, скрывалась за семью засовами в девичьем тереме с железными решетками на окнах. И вместе с тем — дивная мягкость талии. Мне ничего не оставалось, как позволить ей колотить веслом по воде и заливаться от натуги краской. Зато какой гордостью вспыхнули ее глаза, когда она наконец вдруг сообразила, как надо грести. Она была счастлива, с головой уйдя в свое новое занятие, и мне пришлось последовать ее примеру. Да, Тоуроддур, жизнь полна трагизма.
Первую попытку я предпринял, когда только-только начался отгон овец с горных пастбищ. Это я хорошо помню, потому что незадолго до того приехал из деревни, до отвала наевшись перед отъездом каши с изюмом и баранины. В те дни на лугах уже резали овец. Ах, что за овцы — сущие агнцы божий! Не припомню себя в более радужном настроении, чем тогда. Уписывать баранью грудинку с нежнейшим, точно бархатным, мясом, высасывать сок из малейшего углубления в косточке, хлебать изумительно наваристый суп, в котором плавают соблазнительные кусочки мяса и курдючного сала, — какое наслаждение! Да, те времена давно миновали и позабылись, разве что слюнки сглотнешь при воспоминании. Даже шампанское вряд ли привело бы меня в столь веселое расположение духа, к тому же по дороге домой, в сумерки, мне посчастливилось встретить ее. Я бодро шагал, переставляя свои тощие ноги, обутые в тесные сапоги, на мне были узкие брюки для верховой езды, она шла рядом, пышная, свежая, словно только что распустившийся розовый бутон. Мой необычный костюм, по-видимому, как-то странно на нее подействовал: она вдруг очнулась от всегдашнего восхитительного безразличия и перевела разговор на более личную тему.
— Ты еще долго здесь пробудешь? — В ее голосе мне послышалось некоторое волнение.
— Пока не знаю. Еще не решил, может, до середины осени, а может, и до зимы. — Я сказал так нарочно,
Последние комментарии
15 часов 26 минут назад
15 часов 45 минут назад
15 часов 53 минут назад
15 часов 55 минут назад
15 часов 58 минут назад
16 часов 15 минут назад