Выходим на рассвете [Юрий Федорович Стрехнин] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

губы некрупного рта плотно сомкнуты. «Досталось тебе, паря…»

Услышав доносящиеся издалека голоса, Кедрачев обернулся. Возле дверей бараков толпились пленные в синих австрийских и серых немецких мундирах, кое-кто — в шинелях внакидку. Смотрели на лежавшего, переговаривались.

Пришли два солдата с брезентовыми носилками. Кедрачев помог им уложить избитого. Тот не шевельнулся. Кедрачев даже усомнился:

— Неужто уже мертвяк?

— Фершал разберется! — обнадежил один из солдат и скомандовал напарнику: — Понесли!

Кедрачев хотел пойти следом, но вдруг увидел втоптанный в снег картонный квадратик. Нагнулся, поднял. Что-то написано по-иностранному, чернила от мокрого снега расплылись. Перевернул. Фотографическая карточка! Поди, из кармана вывалилась… На карточке — бритый старик в белом воротничке и с галстуком, похоже, из господ, а рядом — старуха не старуха, но пожилая, на личность приятная, наверное, супруга старика. А с края — красавица в белом платье, с розой на груди. Жена иль сестра?

«Наверно, ждут его… а может, уже давно убитым посчитали? — подумал Кедрачев, глядя на фотографию. — Как Наталья считала, когда долго писем не слал».

Решил: «Надо карточку хозяину отдать. Ведь берег ее». Пошевелил носком сапога в рыхлом, развороченном снегу: «Может, еще что выронилось?» Но больше ничего не нашел.

Услышав за спиной шаги, оглянулся. Мимо шли двое пленных с поднятыми воротниками шинелей, в кепи с опущенными наушниками — во спасение от русского мороза. Они несли большой бак на продетой сквозь ушки длинной палке, за ними следом шел третий, с двумя пустыми ведрами в руках — отправлялись за водой дневальные. Тот, что шел позади с ведрами, задержался возле Кедрачева, спросил:

— Пан солдат скажет, прошу, камрад Гомбаш ест жив але забит смертно?

— Гомбаш его фамилия? — переспросил Кедрачев. — Не в покойницкую отнесли — в лазарет.

— Лазарет? То добро, добро! — пленный что-то сказал своим товарищам, и лица тех посветлели.

— А за что этому вашему Гомбашу офицеры так ввалили? — поинтересовался Кедрачев. — Нашкодил что-нибудь?

— Нашкоди? — не понял австриец. — Что есть нашкоди?

— Ну — украл, обманул?

— Не можно! — воскликнул пленный с обидой. — Гомбаш — не обман! Гомбаш — правда!

— За правду его били, что ли?

— Кедрачев! — донесся от калитки голос Семиохина. — Петраков спрашивает!

Через минуту Кедрачев, руки по швам, стоял перед Петраковым в его «канцелярии» — отгороженном досками закутке в углу казармы.

— Ты что же это, с австрияками там язык чешешь, а я тебя искать должен. А ну быстро к полковнику!

— Зачем? — сразу оробел Кедрачев.

— А я знаю? Приказали тебя сей минут представить, и все. — Петраков цепким взглядом пробежался по фигуре Кедрачева сверху донизу: — Заправь ремень как следует, шапку — ровнее! А то попадет мне еще за тебя, за отсутствие вида. Пошли!

В канцелярии лагеря, когда они остановились перед кабинетом начальника, Петраков кивком показал Ефиму на дверь:

— Иди! — и, пропустив его, вошел следом.

— Ваше высокоблагородие, рядовой Кедрачев прибыл по вашему приказанию! — со всей лихостью, которой он успел научиться за полтора года солдатской службы, отрапортовал Ефим.

Сидевший в дальнем конце кабинета за письменным столом полковник Филаретов — маленький, сухонький, с ежиком седых волос над низким морщинистым лбом, в мешковатом кителе с высоким для его короткой шеи воротником, туго подпирающим челюсти, посмотрел на Кедрачева не то чтобы сердитым, а скорее тоскливым взглядом. Нервно и задумчиво пожевав губами, он вышел из-за стола и остановился перед Кедрачевым.

— Ты что же, подлец этакий, мне неприятности устраиваешь? — скрипучим голосом проговорил полковник, снизу вверх смотря на солдата колючим взглядом глубоко посаженных бесцветных глаз.

Кедрачев промолчал. Он еще не совсем понимал, в чем провинился.

— Я тебя спрашиваю, сукин ты сын! — повысил голос Филаретов. — Ты зачем к австрийцам ходил? Кто тебя просил совать рыло не в свое дело? Ты же офицера, негодяй, ударил, и мне сразу жалоба!

— Виноват, ваше высокоблагородие! — вытягиваясь изо всех сил, пробормотал оробевший Кедрачев.

— Знаю, что виноват, болван ты этакий! Наделал мне забот! Того и гляди, выше пожалуются, господа-то с фанаберией, хотя и в плену. А я потом из-за тебя, мерзавца, должен буду претерпевать!..

Полковник потоптался перед Кедрачевым, оглядывая его, как бы примериваясь, что же все-таки сделать с ним? Повернулся к Петракову:

— Семь суток гауптвахты ему! Пусть недельку нужники почистит. Прямо отсюда и отведи.

«Вот те и заказал сестре ботинки…» — с досадой подумал Кедрачев. — А все из-за австрийца этого…

Глава вторая

На гауптвахте Кедрачеву жилось не так уж плохо. Стерегли его знакомые солдаты, из его же роты. Через них удавалось разжиться и табачком и молочком, до которого Кедрачев, выросший в деревне, сызмалу был охотник.