Девочка-Царцаха [Ирина Всеволодовна Корженевская] (fb2) читать постранично, страница - 4

Времени у Паши много; сделав свои дела, она, если погода плохая, лезет на печку, а если на улице тепло, сидит на крыльце или ходит около пруда. Уходить дальше ей не разрешают: маманя боится, что кто-нибудь ее изобидит; а сельские ребята теперь сюда не приходят, после того как Полкан порвал одному мальчишке штаны за то, что тот швырял в него камнями.

Паша и сама побаивается Полкана и подходит к нему один раз в день, с похлебкой, а без нее, упаси бог. Полкан может «хоть кого» разорвать на части.

Игрушек у Паши нет: раньше была тряпочная кукла, но она стала такая страшная, что маманя ее сожгла, а сшить другую не собралась. Но это было давно, а теперь Паша выросла, и в куклы играть стыдно. Читать Паша не умеет. Папаня и маманя тоже неграмотные; папаня умеет расписываться, а маманя — ставить крест на том месте, где прикажут. Паша тоже может поставить крест и даже звездочку, она пробовала, но маманя отобрала карандашик и положила за образа, чтобы не потерялся. Поэтому Паша рисует крестики только щепкой на земле, если она не очень сухая. В школу Паша не ходит; папаня и маманя говорят, что это необязательно, да и денег нет на обувь, тетради и книжки.

Полкан живет у них два года, и с цепи его пускают редко и только по ночам. А еще в этом доме живет Елена Васильевна. Она встает так же рано, как папаня, потому что без нее не смеют доить коров. И еще здесь живет Василий Захарович, он работает на питомнике, а больше нет никого, и одна комната стоит пустая, для гостей.

Закончив свой рассказ, Паша спросила, надолго ли приехала Ксения, и опять густо покраснела.

Ксения погладила ее головку с двумя жиденькими косичками, перевязанными полинялыми тряпицами.

—- Приехала я надолго, и ты будешь ко мне приходить в гости. Хорошо?

— Хорошо,— прошептала Паша и, услышав мычанье и блеянье приближающегося стада, вскочила: — Сейчас папаня придет!— и убежала в избу.

Действительно, вскоре мимо Ксении прошел высокий, худой и угрюмый мужчина с острым носом и длинными рыжими усами. Немного погодя, появилась тоже высокая и худая, но не угрюмая женщина. Она поздоровалась с Ксенией, спросив, кого она ожидает.

— Товарищ Сорокина сейчас придут. Да вон они!— указала она на хлев, из которого вышла светловолосая женщина.

Елена Васильевна оглядела Ксению серыми веселыми глазами, выслушала и устроила на ночлег к Пашиной матери — Маше, потому что ключ от комнаты для приезжих был у Эрле. Лошадь она пообещала к восьми часам утра и убежала по делам, а Ксения вместе с Пашей пошла в село.

Паше было очень интересно ходить по магазинам. Ксения купила синюю, как небо, ленту, и, разрезав ее пополам, спрятала в карман. Когда вышли из села, Ксения, присев на бугорок, достала маленькую гребенку и ленты и велела Паше вплести их в косы. Широко раскрыв разом засиявшие глаза, Паша прижала ленты к груди.

— Мне? Такие?

Ксения с интересом наблюдала, как нежно, почти благоговейно гладила Паша блестящую поверхность ленты тоненькими пальчиками и как радость сделала прекрасным ее некрасивое лицо.

Вечером Елена Васильевна пригласила Ксению на чашку чаю. Ксения отказывалась, но Елена Васильевна взяла ее за руку, вытащила в коридор.

— А вы, оказывается, дикарка! Пойдемте! Слушайтесь старших!

В течение почти двух часов Елена Васильевна рассказывала Ксении о себе. Ей уже двадцать шесть лет, она приехала в Булг-Айсту год назад, после окончания института, и должна работать здесь не менее двух лет, чтобы рассчитаться с государством за обучение. Срок этот истекает первого ноября. Елена Васильевна ненавидит Булг-Айсту, где ей очень грустно живется, и отмечает каждый прожитый день в табель-календаре. За марлевой занавеской висят изящные шелковые платьица Елены Васильевны, которые она никогда не носит. Не надевать же их, идя в хлев или в контору! Если Ксения встретит Елену Васильевну по дороге в хлев рано утром, она ее ни за что не узнает и, может быть, даже испугается: Елена Васильевна надевает халат, а поверх него телогрейку и закутывает голову платком по-деревенски — до самых бровей, а на ногах—страшенные сапоги. Вернувшись из хлева, она снова забирается хоть на полчасика в постель и немножко мечтает, а потом собирается в контору и одевается уже поприличнее. Веселиться и гулять в Булг-Айсте негде и не с кем. Правда, в ставке есть клуб, где иногда бывает «самодеятельность» и очень редко кинокартины, но ходить туда неприятно: помещение очень тесное, народу набивается много, всегда бывают пьяные и даже случаются драки. Возвращаться оттуда нужно в полной темноте, через рощу, а это страшно.

Работы у Елены Васильевны много. Еще до зари она должна быть в хлеве, в восемь — в конторе, а в полдень опять в хлеве... А когда Эрле уезжает в командировку, Елена Васильевна чуть не валится с ног! У них много рабочих — и на огороде, и в саду, и на плантациях, и всех надо проверить, с каждым потолковать.

Не успеешь пообедать, как нужно снова идти в контору, где уже обязательно ее ожидают письма. Она должна их