Тихоокеанские сказки [Автор неизвестен] (fb2) читать постранично, страница - 2

Если же, — добавил он, — петух не будет этого делать, то он, дух, перестанет зажигать огонь, и земля снова погрузится в сумерки.

Но гургургаг сохранил свет для мира и согласился, каждое утро на заре, оглашать землю громким хохотом. И с тех пор каждое утро раздается его звонкое:

— Гур-гур-га-га! Гур-гур-га-га! Гур-гур-га-га!

Когда дух зажигает утром огонь, от него еще немного жара. Но в полдень, когда костер пылает очень ярко, жара делается очень сильной. Затем огонь медленно гаснет, так что ко времени заката солнца остается только яркокрасный пепел, который быстро потухает. Но несколько горсточек этого пепла дух прикрывает облаками, чтобы сберечь его на завтра и иметь чем разжечь новый костер.

Дети не должны передразнивать хохот гургургага. Если он это услышит, то перестанет возвещать наступление утра. А если дети всетаки не послушаются, то в наказание у них вырастет над глазным зубом лишний зуб. Ведь, добрым духам очень хорошо известно, что если гургургаг перестанет возвещать своим хохотом восход солнца, то наступит такое время, когда чернокожие исчезнут с лица земли, и на свете снова воцарится тьма.

3. Откуда взялся холод.

В древние времена жили на земле Меамеи. Их было семь сестер, и все они славились своей красотой. Их длинные волосы падали ниже талии, а ярко светившееся тело было усыпано ледяными сосульками. Родители семи сестер жили где-то далеко в горах, и уже никуда не трогались с места, — не так, как их дочери, которые любили странствовать. Когда сестры отправлялись на охоту, они держались особняком от других племен, хотя многие делали, от времени до времени, попытки с ними подружиться. Несколько молодых людей, в особенности, были так очарованы красотою семи сестер, что были бы рады, если бы девушки остались у них и вышли за них замуж. Молодых людей звали Бераи-Бераи, и они всюду следовали за Меамеями. Подметив, где именно девушки располагались табором, они всегда оставляли там для них подарки. Бераи-Бераи славились своим уменьем разыскивать пчелиные гнезда. Для этого они ловили сперва пчелу и прикрепляли, что-нибудь белое, — например, перо, — между ее задними лапками; затем они выпускали насекомое на свободу и спешили за ним к его гнезду. Найденный мед они собирали в корзинки и относили его в табор Меамей. Те поедали его с удовольствием, но от замужества, несмотря на угощение, все же отказывались.

Однажды старый Вурунна подстерег двух из семи сестер и хитростью поймал их. Он попытался было растопить бывшие на них ледяные сосульки, но вышло так, что он только потушил их свет. Вскоре обеих девушек освободили их родственники и взяли на небо^[2]. Здесь они встретились со своими пятью сестрами, также побывавшими в плену, и с тех пор уже не разлучались с ними. Только от бывших пленниц уже не исходил такой яркий свет, как раньше: от огня Вурунны поблекло их сияние.

Когда Бераи-Бераи узнали, что Меамеи навсегда покинули землю, они были неутешны. Им предлагали в жены девушек из их племени, но они желали только Меамей и больше никого. Они не поддавались никаким словам утешения, отказывались принимать еду и питье, медленно угасали и, наконец, умерли. Духам стало их жалко: такая стойкость и верность были им приятны, и они отвели им место на небе, которое они занимают и поныне^[3]. Там они охотятся днем за пчелами, а ночью пляшут, причем Меамеи им подпевают.

Говорят, что Меамеи светят на землю только для женщин, потому что хотят быть для них примером.

В память о своем пребывании на земле Меамеи один раз в году срывают с себя несколько ледяных сосулек и бросают их вниз. Когда чернокожие, проснувшись поутру, видят, что все сковано льдом, они говорят:

— Меамеи нас не забыли: они сбросили для нас лед. Покажем им, что мы тоже их помним.

И они берут кусочек льда и прикладывают своим детям к носовой перегородке, которая еще не проколота. Как только последняя, под влиянием холода, становится нечувствительной, ее прокалывают и вдевают в нее соломинку или косточку.

— Вот теперь, — говорят чернокожие, — дети могут петь, как Меамеи.

В тот миг, когда двух сестер Меамей возносили на небо, один из их родственников взглянул на землю. При виде старого Вурунны, сердито приказывавшего Меамеям спуститься опять вниз, он пришел в очень веселое настроение, — уж очень забавно было огорчение старика, — а так как он сам был от души рад бегству обеих девушек, то не мог сдержать громкого хохота. И с тех пор он постоянно смеется. Чернокожие называют его Гиндамайленна, что значит — «смеющаяся звезда»^[4].

Когда гремит гром, чернокожие говорят:

— Меамеи пошли купаться.

Гром происходит от того, что при игре в «бубалармей» они бросаются одна за другой в воду. Та, которой удается хлопнуться звонче всех, считается выигравшей игру. И стоит только чернокожим услышать, как Меамеи играют в «бубалармей», они тотчас же говорят:

— Теперь надо скоро ждать