Победа моря (неполная версия, без окончания) [Сергей Тимофеевич Григорьев] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

прибавляет, усмехаясь. Ничипор.

— Как? И поросенка не мыли?! — Хозяйка горестно всплеснула руками. — Самое главное и забыли…

Стешок взревел полным голосом.

— Мойте, мойте! — горестно кричал он. — Мойте поросенка, а я один на реку уйду!

Обливаясь слезами — до того ему жалко себя! — Стешок неспешным шагом выхолит за калитку и слышит позади встревоженный окрик матери:

— Что же ты, нерадивый, стоишь? Иди за хлопцем! Хлопчик краю не знает. Гляди!

— Вот оно, главное-то? А то "гуси", "поросенок", "антрацит"… — ворчит Ничипор, выходя вслед за Стешком на улицу. — Ну что. Штраус, стал? Видно, далеко без меня в жунглях не пустишься. То-то! Смотри, тебя там желтопузик проглотит.

Стешок в испуге остановился.

— Идем-ка, лучше я тебе сказку доскажу про Марью Моревну — морскую царевну да про Левона Конопатого, про то, как он домой в Расею воротился… За сказкой все дела переделаем и не заметим, тогда и на реку пойдем…

Стешок соображает, выгодна ли эта сделка, и прибавляет:

— Еще все про птицу Штрауса мне расскажешь, и про желтопузика, и про жунгли…

— На все согласен!

Они возвращаются во двор к кринице, и, поплевав на ладони. Ничипор берется за кувалду бить антрацит на орешек.

НАЧАЛО СКАЗКИ

Под ударом кувалды в узловатых, жилистых руках Ничипора (он крякнул) глыба антрацита (тоже крякнула) расселась на множество одинаковых кусков, и все куски остались в куче. Стешок любит смотреть на работу своей "няньки" больше, пожалуй, чем слушать его были, сказки, басни и побасенки. У других, даже умелых — взять хоть бы отца. — при первом ударе по глыбе антрацита брызнут во все стороны мелкие осколки (поди потом собирай их в трэде!). И хоть такой удар, что, кажись, после него все вдребезги разлетелось, а глядишь — глыба целехонька лежит, чуть ворохнулась. Нянька Ничипор знает, куда и как ударить.

— Видал? — говорит очень довольный первым ударом Ничипор. — Учись у меня, хлопчик. Твое счастье. Потом ты вырастешь, поймешь, что тебя нянчил штрафной матрос Черноморского флота, можно сказать, арестант, Никифор Поступаев. У Никифора никакое дело из рук не вывернется. А почему? Потому, что Никифор знает во всякой вещи боевое место. И не только веши. Камень ли, отбойное полено, что ли, и в каждом человеке есть боевое место. Иного человека бьют, валяют, глушат, мнут, треплют, крутят, выжимают, сверлят, долбят, рубят, а он все цел. А почему? Меня ли не били? Цел. А почему? Никто моего боевого места не нашел. А найди в человеке боевое место — одним словом, очень просто человека убить можно. Потому и цел Ничипор Поступаев, что никто его боевого места не нашел. А сам он, Ничипор, во всяком деле видит, в любом живом создании и сразу находит боевое место. Кряк! — и готово.

Под вторым ударом расселась вторая глыба антрацита.

— Значит, так: учись находить боевое место и в камне, и в железе, и в людях, а главное — в самом себе, и уж никому своего боевого места не показывай, береги хорошенько… Так на чем же мы с тобой вечор остановились?

Стешок подсказывает:

— Значит, так: "Не стерпел японский царь и велит: "Свезите его с острова Илона да хотите, аль бы с глаз моих долой…" — Значит, так, — повторяет Ничипор: — "…с острова Ипона куда хотите, аль бы с глаз моих долой. А то он всех моих вельмож и министров, да и меня с толку сбил. Соберу их государение дела решать, а он пройдет под окнами с бандурой, ударит гопака. Мои министры подберут халаты, да и начнут откалывать, и я за ними. Так нельзя".

Посадили ипонцы Левона Конопатого в лодку, повезли в далекое море и кинули на пустом острову без воды и без пиши — одна бандура в руках. Весь остров — голый камень. Вот-де, хотел ты ипонского плена избыть, домой вернуться — возлюбил свободу, вот тебе и свобода. Ступай" как знаешь, на все четыре ветра…

Уплыли ипонцы в свое государство. Лодка скрылась за горизонтом примерно на румбе[2] NO. Значит, так! Сидит Левон на пустом острову середь пустого моря и думает; как же теперь быть, на чем в Расею плыть? На бандуре океан-море не переплывешь. А плыть надо три океана и семь морей… Другой бы и духом пал. Да не таков матрос Черноморского флота Левон Конопатый, чтоб духом пасть. Дело к ночи. Солнышко сбирается месяцу вахту сдавать. Штиль совсем. Море не дышит, не шелохнет — ровно зеркало гладкое. Сел Левон у самого края воды на камушек, подтянул на бандуре кое-какие струны и начал из них тоску свою выщипывать. Сидит Левон, тихонько играет и сам себе поет. А лицом сел Левон примерно на такой румб, чтобы песня его домой летела. Расчет у Левона обыкновенный; услышит песню береговой ветер, вздохнет и понесет ее далеко-далеко в море-океан. А в море-океане где-нигде да штилюет русский кораблик. Долетит вздох зефира до кораблика, флаг и вымпел встрепенутся. Вахтенный начальник закричит: